Дети выживших - [55]

Потом из гробницы выволокли живых, но едва дышавших от страха Харрума и жрецов. Их тут же связали и посадили на землю.

Никто не понимал, что происходит.

Никто не знал, что делать дальше.

Пока не вышла Домелла. Белая, как полотно, она шаталась, и два стражника из аххумской полусотни, стоявшие на карауле у гробницы, подхватили ее под руки.

Один из них, сообразив, открыл солдатскую фляжку и плеснул ей в лицо. Она подняла голову.

— О боги! — прошептала она. — Вот я и дома.

* * *

Потом рассказывали всякое. Один из стражников уверял, что в склепе, видно, притаился волк, который накануне ушел от облавы.

— Он выскочил — и прямо на меня! — рассказывал стражник. — Огромный, как теленок. Такой огромный, что не вместился в собственную шкуру, и синие кишки волочились за ним!

Волка искали. Но не нашли никаких следов.

Впрочем, это была самая приемлемая версия. Действительно, кто еще, кроме громадного волка, мог справиться с Верной Собакой? И сам Верная Собака, наверное, знал, с кем имеет дело, — успел вытащить нож!..

* * *

— Что ж, волк — это не самое худшее из объяснений того, что случилось, — проговорил Хуараго.

Он прохаживался по комнате в покоях Верной Собаки. Сам Верная Собака, сложив руки на груди, лежал в гробу, установленном на двух тяжелых аххумских табуретах.

— Следствие будет вестись в Арманатте, — сказал он. — Всех арестованных, всех свидетелей Ар-Угай велел доставить к нему.

Наместник Кейта и два сотника-хуссараба стояли перед ним навытяжку.

— Верную Собаку тоже велено доставить в Арманатту. Придется везти его в этом аххумском сооружении, — Хуараго с отвращением кивнул на деревянный гроб. — Надо обложить тело льдом, гроб закрыть, завернуть в войлок…

Он шагнул к наместнику.

— Ты… Я с удовольствием казнил бы тебя сам, и прямо здесь. Но Ар-Угай велел, чтобы ты тоже был доставлен в его ставку.

Повернулся к сотникам. Внимательно посмотрел на одного, на другого. Потом ткнул пальцем:

— Как тебя зовут?

— Бараслан!

— Назначаю тебя полутысячником. Завтра к вечеру, самое позднее — послезавтра из Цао прибудут две сотни под командой темника Амнака. Но до его прибытия ты отвечаешь здесь за всё. Ты понял?

— Я понял тебя.

— Расставь караулы так, чтобы ни один человек не смог выйти из города.

— А если выйти захочет Айгуз? — спросил Бараслан.

— Ты правильно спросил. Я вижу, что не ошибся в тебе, Бараслан. Так вот, если Айгуз попытается выехать из Кейта — не дай ей этого сделать.

Он посмотрел в глаза Бараслана. С нажимом повторил:

— Ты понял?

— Понял.

— Хорошо. Есть еще вопросы?

— Два, — Бараслан украдкой глянул на наместника, на второго сотника, стоявшего рядом истуканом, переступил с ноги на ногу. — Первый: отчего умер Верная Собака?

Хуараго прищурил глаза. Бараслан слегка попятился и отвел взгляд.

— Этого не знаю даже я… Второй вопрос?

— Даже не знаю… Не обидеть бы тебя, господин, — замялся Бараслан, упорно отводя глаза. — Но все же спрошу — меня спрашивают об этом мои солдаты. Скажи, правда ли, что в Арманатте Айгуз за глаза называют Хум-Баба?

Хуараго поднял брови, потом расхохотался.

— И это уже известно здесь, в захолустном хумском городке?.. Да, полутысячник, это правда. Давно уже Айгуз называют Хум-Баба, что означает мать хумов. Это название придумали… кто бы ты думал? Рабы — строители, согнанные в Арманатту со всех концов земли…

Он благосклонно взглянул на Бараслана, кивнул:

— Охраняй ее. И… называй, как хочешь.

* * *

— По городу ходят чудовищные слухи, — Харрум сидел на скамье в большом зале царского дворца. Зал только назывался большим, — на самом деле это была обычная комната с высоким потолком и вытянутыми от пола до потолка узкими окнами.

— Народ стал совсем темным, что делать, — вздохнул магистрат. — Школы закрыты уже два года, если кто и учится — только самостоятельно. Богачи, бывает, нанимают для своих детей учителей… Все переменилось с тех пор, как Кейт стал частью Аххумского улуса.

— Так что же говорят люди? — спросила Домелла.

— Говорят об ожившем монахе, царица, — Харрум повернулся к ней. — О том самом монахе, который похоронен в царской усыпальнице.

— Это он дал мне мое имя, — с трудом выговорила Домелла. — Ахх много раз рассказывал об этом странном человеке…

— И все-таки он был человеком, а не оборотнем, — сказал Харрум. — Мы осмотрели его гроб, — правда, уже после того, как в усыпальнице похозяйничали хуссарабы. Крышка гроба была сдвинута, это так. Но ведь ее могли сдвинуть и солдаты. Внутри — прах; кости, истлевшая ряса и серебряный крест на шейных позвонках.

Харрум помолчал.

— Все перевернуто, перемешано. Хуссарабские варвары…

— А скажи, — встрепенулся магистрат, — не было ли там клочков волчьей шерсти?.. Ведь говорят, что там прятался волк.

— Шерсти?.. Нет, шерсти не было, — твердо сказал Харрум и отвернулся.

Домелла пристально посмотрела на него, перевела взгляд на магистрата:

— Много ли неизвестных людей появлялось в Кейте в последнее время?

— Обычно — немного. Всех бродяг мы записываем, списки передаем в наместничество. Хуссарабы время от времени ловят их и изгоняют. Но перед твоим приездом, госпожа, в город, конечно, прибыло много людей. Из Аммахаго, Фроа, Випо, Хоана… Кое-кто пришел из самого Ушагана. Ты ведь знаешь, — прибавил он, — как все мы ждали твоего возвращения.