Дети вечного марта. Книга 2 - [37]

— Я вот на птичника твоего поглядел… Ири точно такой же желтолицый. И глаза косят. С виду они — точно братья. Моим чистюкам соваться в те места никак невозможно. Даже если они, как ты в торговцев перерядятся. А вы с напарником можете проскочить. Дескать, ищите давно пропавшего брата. Вас и спрашивать много не станут. Один раз посмотреть, сразу понятно — кто тут кому родня. Думаю, пройдете. А там уже уговаривайте, улещайте… в общем змеей извернись, а вымани повара из замка. А как выманишь, колотушкой по голове тихонько пристукни, и тащи в повозку. Вам только до границы Аркаса добраться. Там мои ребята будут ждать. Примут с рук на руки повара, а вам голубей передадут.

— Ага, — в тон коменданту отозвался Игорь, — а не найдется голубей, той же колотушкой, но уже до смерти.

— Э — нет. Смертушку ты найдешь, если меня обмануть захочешь. Наоборот, голубей тебе всенепременно привезут. Ты с ними во дворец вернешься, герцогу сдашь и станешь дальше служить… и мне докладывать. Ты мне там очень пригодится можешь. Не дурак и ловок, к тому же. Мне такой человек при дворе — в самый раз. Лишь бы не забывал, что за тобой смотрят.

— Понятно. Но скажи, господин Абаган, зачем тебе тот повар сдался?

— Пирожков хочу! — расхохотался комендант.

Игорь спросил, собственно, исключительно для отвода глаз. Как дважды два понятно, для чего понадобился чистюкам незаметный повар рысьего княжества, как никто иной знакомый с ядами.

Глава 6

В одночасье наступило лето. Не тусклое и холодное, которое ничего не приносит кроме зловредных комаров, — ярое и щедрое.

Что уже там дриада делала с рыжим… только дождь высох, будто его и не было. Трава распрямилась. А гигантский колос банана на глазах пошел наливаться плодами.

Середину поляны примяли, зато по краям беспечно курчавились заросли земляники, из которых светились огромные, сладкие, — все успели пощипать, — ягоды. Жабы и змеи ушли сами. Не то что в первые дни, когда ногу некуда было поставить. Того и гляди под ней либо опасно зашипит, либо противно хлюпнет, если таки раздавил беззащитную тварь. Вроде и не велика беда, да вдруг та жаба была хозяину зеленого царства первой подругой. Отвечай потом. Золотоволосый лесной царь мог сделать с непрошеными гостями что угодно.

Шак как-то осторожно, обиняками принялся выспрашивать Фасольку о намерениях Зеленого. Она только рукой махнула. Шак не стал допытываться. Солька знает, что делает. Другое дело, что дриада все больше в чащу таращилась, да прислушивалась к лесу. Такой товарищи ее еще не видели. Оторву будто на веревке туда тянуло.

Однажды вечером собака, кивнув в сторону темных дебрей, спросил:

— Уж не влюбилась ли ты, девочка?

— Еще чего! — передернула плечами Солька. — Подумаешь!

Ага. Все именно так и подумали. Но ни ревности, ни зависти, ни злобы. Пойди, пойми от чего так? За иную бабу мужики грудь в грудь бьются, чтобы никому кроме не досталась. А эта — вольная… или по тому за нее не режутся, что она и так никому никогда принадлежать не станет. Вольная пришла — по своей воле уйдет.

Зеленый к ним больше не приходил. Как забрал новорожденный болтун, так и сгинул. Цыпа вначале страдала, дергалась на каждый шорох, а потом начала успокаиваться.

Природа милостива, подумал Саня, роди курица нормального ребенка, да покусись кто на него, не посмотрела бы ни на чины, ни на силу — в клочья порвала.

Собака рассказал, кокой орел явился на ее зов, когда уходили от погони. Саня с уважением покосился на курицу. Но сообразил: не случись ей потерять столько сил, родила бы свой болтун в три минуты, провоняла округу едким птичником, и уже бегала бы вовсю. А так, до сих пор лежала, едва поднимаясь. Вообще в этом походе Цыпе все время не везло.

А кому везло? Разве, Саньке. Он как в той сказке: и от дедушки — законного колдуна — ушел, и от постылой невесты, и от братца — медведя.

Пелинора уже на сто рядов разобрали по косточкам. Попутно Саня утвердился в том, что собака темнит, а Шак — не то чтобы…но тоже всей правды не выкладывает.

Кот озлился, — сколько его за недоумка держать будут! — и взял друзей за грудки. Шак отворотил морду. А собака встал во весь свой невысокий рост, расправил плечи и кинул, сидевшему на пеньке Сане:

— Драться будем?

— За что? — опешил кот.

— За правду. Ты хочешь знать, как все было. А я не хочу говорить. И либо ты примешь все, как есть, либо — твои когти, против моих клыков.

И что-то было в тот момент в собаке… некая другая правда.

Вышел ты, котейка, весь такой чистый и смелый напролом против медведя, одолел — не одолел, так хоть согнул, и весь из себя — герой. А они? Ты был князю хранителю Границы нужен. Он с одной стороны на тебя ставил, а с другой — принуждать тебя опасался. Они — другое дело. Кто такой собака против Влада? Бывший могучий синьор, который по долам в пыльных сапогах скитается. Шак — вообще никто. Вольный конь, разумеется, для любого замка — приобретение, но им в большой игре и пожертвовать можно. О девочках вообще речи нет.

Согнись они под волей Пелинора, согласись на его условия, подыграй против Сани — жили бы в достатке и тепле, и очень быстро умерли… от нехватки воздуха. Значит, пришлось им очень и очень не сладко. На столько, что и правду не расскажешь…