Дети Ванюхина - [23]

Через месяц, когда Нина поняла, что ждать ей больше нечего, Шурка позвонил матери в лечебницу и попросил оформить недельный отпуск. Сам же приехал в Мамонтовку, ничего не объясняя, посадил Нину в машину и увез в Чертаново, где она эту отпускную материну неделю с ним и прожила. Почему Ванюха передумал насчет Нины, не знали ни мать, ни он сам. Тем более, не знала ничего об этом Нина: она вообще была не в курсе, для нее все это время будущий муж находился в длительной командировке, на испытательном полигоне…

Утром Шурка ушел на работу, а она занялась хозяйством и готовкой. Для начала вычистила специальным составом весь кафель до блеска, затем вымыла плиту и все протерла. Под диваном, вытаскивая шматы пыли, наткнулась на сложенные двумя стопками иконы. Икон было семь, и они были покрыты несвежей тряпкой. Она удивилась, что иконы на полу, а не на стене, но одновременно порадовалась, что у Шурки есть такая, ранее ей неизвестная, тяга к прекрасному. Тряпку эту она на всякий случай выстирала и расстелила на батарее для просушки.

А к вечеру на второй день напекла блинов и сходила за сметаной. Ванюха вернулся поздно, слегка поддатый. Чистоту не заметил, но блины похвалил. «А вообще, привыкай на новом месте», — сказал. Для себя же отметил, что такая забота ему по характеру, в масть. А потом они снова любили друг друга, и это продолжалось каждый день, и он с удивлением обнаружил, что Нинка становится в делах любовных все привлекательней и неутомимей. И тогда он подумал, что пробную неделю эту устроил не зря, и его немного отпустило: семейная перспектива с Нинкой не стала уже казаться нереальной дуростью в результате заговора против него родни.

К концу недели он привез ее обратно и до поры до времени снова исчез. Пока молодых не было, Полина Ивановна неумело молилась каждый день, прося об одном и том же, не более того. Этого бы ей хватило с запасом. Милочка с интересом наблюдала, как мама, стоя на коленях, демонстрирует божью физкультуру: туда-сюда руками, туда-сюда-обратно, затем наклоны: вверх-вниз, вверх-вниз, и по новой…

Свадьбу Александр и Нина Ванюхины играли скромную, но зато в Москве, в ресторане «Прага». Скромную — по составу и количеству гостей: с учетом Шуркиных дел разных затянули настолько, что к моменту регистрации Нина была на седьмом месяце, и демонстрация на широкую публику невестиного живота была ни к чему. Своей родни было — раз-два и обчелся, да и те со стороны Ванюхиных только. Шуркиных городских друзей было не много, но держались они особняком, выглядели шикарно, и от всех разило привозными запахами. Один из них, поздравляя невесту, галантно поцеловал руку и представился Дмитрием Валентиновичем, коллегой Александра по работе: «Можно и без церемоний называть, просто Димой». Ни один из них не пришел с женой. А может, они и не были женаты — Нина ни про кого ничего не знала. Она так волновалась, что еле удерживала на ногах себя вместе со своим будущим сыном, маленьким мужчиной, самым младшим Ванюхиным. В этот момент она все равно не могла запомнить никого. Да и не хватило бы места сейчас в ее душе для заполнения большим и малым одновременно. Слишком велико и долгожданно было счастье ее, облаченное в настоящее свадебное платье, хотя и перекроенное из того самодельного Полининого сарафана, белого с рукодельной розой на груди, тоже белой, что не пригодился на выпускном школьном балу, а пригодился сейчас. Шурка перед свадьбой возражал, купить хотел настоящее, магазинное, из новобрачного салона, но женщины стояли насмерть: не в деньгах было дело для них — в наследии Ванюхиных; примета есть, говорят, — радость надо передавать по наследству, если есть через чего передать. Ту часть, что сосборили резинкой на спине для прошлогоднего бала, распустили, и как раз хватило материи живот беременный прикрыть и свободно пустить до самого низа.

Полина Ивановна сияла. К тому моменту уже было известно, что родится мальчик, и так совпало, что это устраивало всех: и ее саму, и отца ребенка, и будущую мать. Вот только не понимала она пока, где кто будет проживать после родов.

Они подумали и решили, что наилучший для всех пока выход — ничего не менять. Шурка будет приезжать как можно чаще, а женщины будут тянуть и Милочку-дочку, и внука — Ниночкиного грудничка в очередь. Придется, правда, Полине уйти на полставки, но что делать. Зато круглый год на воздухе, это вам не Чертаново ваше…

Когда по всем расчетам до родов оставалась неделя, Шурка перевез жену к себе: так, решили они, надежней будет. За это время он сменил съемную квартиру на другую, в районе «Спортивной», тоже «двушку», но побольше — для ребенка, если что, больше места будет. И вообще, рожать сына в Москве надо, у хороших врачей, а не в деревне этой ископаемой.

По соседству, он узнал, находится ВНИИАГ, специальный институт по женским акушерским делам. Кому дать денег вперед и договориться о родах, долго искать не пришлось: и деньги взяли с удовольствием, и роды пообещали человеческие с размещением загодя в палате на двоих.

Таким образом, Нину поместили в обещанной палате, когда ей оставалось по всем прикидкам не более двух дней. Завотделением осмотрела ее предварительно, ощупала непомерно, по сравнению с тоненькой фигуркой, большой живот, формально ощупала, больше по должности, чем по врачебной заинтересованности, хмыкнула чего-то себе под нос и разрешила оставить в институте с этого дня, но так разрешила, будто знать ничего не знала ни о каких деньгах. Нина тоже ничего про местный подкуп не знала и потому вела себя испуганно и послушно, всех вокруг, включая соседку по палате, принимая за начальство.