Дети в лесу - [3]

Но вскоре он изменил свое мнение – в тот день, когда Орла вернулась после поисков еды какая-то странная, с блестящими глазами, а потом ее начало рвать. Ей было очень плохо. Ее лихорадило и выворачивало наизнанку, а когда у нее в желудке уже совсем ничего не осталось, она упала на свой матрас, хотя был еще день, и металась на нем, стуча зубами. А потом скрутилась в узел. Никто не осмеливался к ней подойти – никто кроме Тома, который несколько раз смачивал ей лоб водой и пытался напоить, но она выплевывала воду и только металась и стонала, как раненый зверь. Хана не мешала Тому, но и не помогала. Когда Орла наконец обессилела и впала в тяжелый сон, Хана лишь пожала плечами:

– Вот что случается, когда не слушаешься. Это ягодная лихорадка. Ягоды на вид хорошие, но из-за них потом бывает плохо. Можно и умереть.

Ну, умереть Орла не умерла, зато никто из детей, насколько Тому было известно, к ягодам больше не притрагивался. Наверное, кто-то рассказал об этом случае и новенькому, Ноль-Семь, – потому что в одну из своих первых вылазок за стручками он было приблизился к кусту, усыпанному красными ягодами, и даже протянул руку, но тут же одернул, как ужаленный, и поискал глазами Хану. Та наблюдала за ним, приподняв брови, будто ей было любопытно, что будет. Вот тогда Том и подумал, что командиры просто нужны, и все. Кто-то должен отдавать приказы. Нельзя позволять остальным делать что хотят, – это грозит катастрофой.

Но сам-то Том все равно делал, что хотел. Он был другим. Не спал по ночам. Проводил исследования. И знал много чего разного. Если днем Хана верховодила над всеми, включая и его, то ночью он был сам себе командир. Конечно, от этого было немного страшновато, страх словно покусывал его изнутри, но Тому это даже нравилось.

Если бы он не был другим, то никогда бы не нашел ее – свое сокровище. Единственное, что принадлежало только ему, никому больше.

А со временем Том понял, что он не обязан слепо слушаться и выполнять все приказания. Конечно, если все время находишься рядом с командиром, приходится подчиняться, иначе это будет слишком бросаться в глаза. Но стоит отойти подальше, и все – можно просто делать вид.

Если бы он не держался подальше, то никогда бы ее не нашел.

Вот почему Том был рад, что он такой, какой есть, и ему нисколечко не хотелось быть, скажем, таким, как Глор, с его бездумной силой. Или как кто-нибудь из девчонок: этим только бы быть похожими на Хану, быть Ханой – и все, больше им ничего не надо.

Конечно, если бы она это заметила, ему бы точно пришлось худо. Порой он ловил на себе ее взгляд, но никогда на него не отвечал – он не собирался вызывать Хану на открытый бой. Просто отворачивался как ни в чем не бывало. Потом еще какое-то время у него было странное чувство, будто ему сверлят спину, но в конце концов оно проходило само по себе. А мериться с Ханой силами он не собирался – Глор как-то попробовал. Глор был Тринадцать, как и Хана, но крупнее ее и сильнее. И выше минимум на голову. Она выиграла тогда в кости, он проиграл – совсем немного, но страшно из-за этого разозлился.

– Ты мухлюешь! – заорал он, вскочив, возвышаясь над ней во весь свой рост.

Но Хана просто сидела, скрестив ноги, и смотрела на него снизу вверх с выражением, очень похожим на жалость. Потом медленно, очень медленно поднялась – и он бросился на нее. Она увернулась, в секунду оказалась у него за спиной. И, привстав на цыпочки, сжала его шею каким-то особым приемом, сзади. Он рухнул на землю как пустой мешок, глаза закатились, только белки были видны из-под бровей. «Ничего себе», – подумал тогда Том.

И на этом все закончилось.

Так что он предпочитал держаться от Ханы подальше. Тем более что в физической борьбе у него не было никаких шансов. Все самое главное находилось у него в голове – там, куда никто не мог заглянуть, порыться и что-то забрать. Там, где жили Осколки. Болезненные, острые, разбросанные в беспорядке. Любой из них может выскочить в любой момент, и тогда от боли перехватывает дыхание. И может снова исчезнуть – ты даже не успеешь его схватить, чтобы вытащить на свет, изранив руки об острые края, забрать себе и больше уже с ним не расставаться. Осколки. Боль и радость одновременно. Боль – здесь, а радость – где-то далеко.

Том пока еще не разобрался во всем этом. Но рано или поздно обязательно разберется. Он уверен.

Так же, как он уверен в том, что Лу – была. Была и исчезла. А когда он, собравшись с духом, спросил у остальных, помнит ли ее кто-то еще, на него посмотрели так, будто он свихнулся.

– Не было никакой Лу, – ответила Хана, всем своим видом будто говоря: ну же, возрази мне, давай. – Никогда.

Еще одно Правило было: не задавать вопросов.

– Не спрашивай, – вопил Громкоговоритель, – о том, чего ты не можешь знать!

В конце концов он стал сомневаться. Может, она ему просто привиделась, Лу. Хотя… Эти глаза цвета дождя, эти волосы такого странного оттенка – они у нее начали отрастать, но пока этого никто еще не заметил, и она так и ходила нестриженая, – эта улыбка… Но если Лу действительно была, то куда делась? Куда ушла? И почему?