Дети Солнцевых - [10]

— Александра Семеновна, простите, что я вас беспокою, но мама говорит… Говорит так странно и встает с постели. Придите, пожалуйста!.. — проговорила девочка очень скоро и выбежала из комнаты.

Александра Семеновна встала и так поспешно, как только позволяла ее полнота, пошла в гостиную, где теперь помещалась Анна Францевна…

Ночью у Анны Францевны сделался сильный жар и бред. Обнаружилась горячка. Александра Семеновна забыла и свою досаду, и беспорядок, водворившийся в доме, и ухаживала за ней, как за родной. Старшая девочка не отходила от матери ни днем, ни ночью. Она меняла ей компрессы, давала с педантичной аккуратностью лекарства и заботилась о больной, как взрослая опытная сиделка.

Болезнь Анны Францевны была упорной и продолжительной, а выздоровление — медленным и неутешительным. Она встала, но духовные ее силы не вернулись. Для нее прошлого не было, а в настоящем она не принимала никакого участия.

Во время ее болезни умер Федя, проболев всего четыре дня. Оттого ли, что ему пришлось проводить все дни в разборке вещей и приведении в порядок книг и бумаг отца в отсыревшей квартире, на сквозном ветру, вследствие ли сильного потрясения, или от обеих причин вместе, но через четыре дня для него все было кончено.

Талызины долго не решались сообщить Анне Францевне о новом несчастье. Но Варя как-то случайно проговорилась о кончине брата в ее присутствии, и мать выслушала ее с полным равнодушием и потом ни разу не спросила о сыне.

Во время болезни Анны Францевны Талызины так привязались к ней и к детям, что не было более и речи о близком расставании. Андрей Петрович между тем хлопотал по начальству. Он постарался поставить на вид заслуги двадцатичетырехлетней службы покойного; напомнил о его литературных трудах, о христианском подвиге, который был причиной его смерти, и описал такими правдивыми, живыми красками безвыходное положение оставленного Дмитрием Федоровичем семейства, что главный его начальник обещал заняться судьбой бедных сирот, и в конце февраля обе девочки были приняты в институт на казенный счет, а Анна Францевна получила небольшую пожизненную пенсию.

Глава III Институт

В один из мартовских ясных дней к подъезду большого каменного здания подъехала карета. Отставной солдат, усердно обметавший ступеньки лестницы, заслышав издали шум колес, поднял голову и, увидев, что экипаж направляется к подъезду, поспешно прислонил метлу в угол и, подбежав, отворил дверь. Из кареты вышла Александра Семеновна, за ней две девочки в черных шубках и шапочках.

— Вынеси, любезный, шкатулочки, — обратилась Александра Семеновна к солдату, показав на карету, и стала подниматься вверх по лестнице. Дети следовали за ней.

Солдат живо вынул из кареты две небольшие, совершенно одинаковые шкатулки красного дерева, захлопнул дверку и суетливо побежал вперед, отворил первую дверь, дал приехавшим пройти, кинулся было отворять вторую, стеклянную дверь, как она отворилась рукой важного пожилого швейцара, с длинными седыми бакенбардами, в красной ливрее. Швейцар окинул приехавших быстрым взглядом и со спокойным достоинством, не торопясь, принял одной рукой с плеч Александры Семеновны салоп и передал суетливому солдату, своему подручному, ткнув пальцем вдаль:

— Туда повесь!

— Дома начальница? Могу я ее видеть? — спросила Александра Семеновна.

— Пожалуйте, — ответил коротко швейцар и, не оборачиваясь, сделал несколько шагов вперед.

— Доложите: Александра Семеновна Талызина.

— Пожалуйте в приемную, — повторил швейцар внушительно. — Они скоро выйдут.

Александра Семеновна помогла детям снять шубки, оправила их черные платьица и белые воротнички, заботливо расправила черную ленту, вплетенную в длинную густую косу Кати, перевила два-три локона Вари, оглядела детей с головы до ног и, пропуская их вперед, сказала, нагибаясь к Варе:

— Будь же умницей, как обещала маме, сделай реверанс, ничему не удивляйся и не болтай.

Варя поймала руку сестры и, крепко держась за нее, пошла рядом с ней.

Швейцар вполоборота посмотрел на приезжих и, видя, что они готовы, молча пошел вперед. Его шаги громко раздавались по каменным плитам площадки. Подойдя к высокой двери справа, он взялся за блестевшую чистотой медную ручку и, обернувшись еще раз, чтобы убедиться, что Александра Семеновна и дети следуют за ним, медленно отворил дверь и повторил:

— Они сейчас выйдут, извольте подождать.

С этими словами швейцар вышел, так же медленно затворив дверь.

Александра Семеновна осмотрелась. Длинная узкая комната с одним венецианским окном, большой стол, покрытый сукном, диван, обитый гладкой темной материей, несколько мягких стульев с прямыми высокими спинками вокруг стола в ближайшей к окну половине комнаты и ряд редко расставленных по стенам соломенных стульев в другой. В комнате никого не было, напротив задней двери была настежь раскрыта дверь в другую комнату.

Александра Семеновна, сделав детям знак, чтобы они следовали за ней, пошла вперед и вошла в высокую светлую комнату, казавшуюся почти пустой. По ее одной стене тянулся длинный ряд высоких шкафов ясеневого дерева, по другой стояли две-три длинные ясеневые скамейки со спинками и несколько соломенных стульев.