Дети рижского Дракулы - [43]

– Поедемте так, без книг.

– Без книг меня не впустят.

– Вы были внутри? Видели этот дом?

– Да, но только внешнюю его часть. Он обнесен каменной стеной, ворота дубовые, окованные железом, за воротами два добермана без привязи. Страшные, перегрызут глотку в два счета.

Гриша замер, стоял, смотрел на Соню, в отчаянии тоже принялся хлопать глазами.

– Туда ехать три часа. Вы представляете, если мы не вернемся вовремя? Вы представляете, – Соня сделала страшные глаза, но Гриша не понял, что она нарочно его дразнила, – если мы не вернемся к понедельнику? Нас с вами не будет на уроках в гимназии. Нас примутся искать, найдут и… скажут, что мы хотели бежать вместе. Отловят, вас посадят в тюрьму, а меня отец высечет. И жизни, и репутации конец!

Гриша не дышал. Чудовищные картины, нарисованные юной фантазеркой, черными, страшными кляксами проплывали перед глазами. Он отступил.

– Да, простите… вы правы, – отходя все дальше, пролепетал Гриша, готовый бежать вон из лавки.

И Соня сжалилась. Ее лицо озарилось смешливой улыбкой, в глазах заискрились лукавые огоньки.

– Ладно, раз обещала – отправимся завтра, – сказала она ласково. Но, тотчас посерьезнев, будто учительницей была она, а он – нерадивым учеником, добавила: – Сегодня уже поздно, билеты взять не успеем. Завтра утром отправимся на вокзал, каждый сам по себе… Григорий Львович, не на «Туккумс», он нынче закрыт, мы отправляемся с Двинского вокзала, с Риго-Динабургской железнодорожной станции.

– Да, – взметнулся Гриша, еще не успев прийти в себя и все еще не замечая, что Соня исподтишка подшучивает.

– Не получилось бы, чтобы вы пришли на старую станцию и опоздали на поезд.

– Двинский вокзал, – повторил для себя учитель истории, убирая с мокрого лба налипший вихор.

– Возьмем билеты в одном вагоне, но сядем на разные места. Так, чтобы видеть друг друга, но не подавать виду, что вместе. Дачный сезон уже начался, и по воскресеньям на единственном теперь рабочем вокзале целые толпы дачников.

Гриша слушал ее едва не с открытым ртом, кажется, она прочла целую тонну криминальных романов и знает о конспиративной работе все.

– Встречаемся у кассы 3-го класса. Сначала билет возьму я, потом, пропустив двух-трех человек, к кассе подойдете вы.

– Соня, спасибо. – Гриша потянулся к руке девушки, но та быстро отдернула порезанную и протянула здоровую. И крепко пожала Гришину ладонь.

– До завтра. Поезд на Кокенгаузен отъезжает в семь. Встречаемся у часовни в шесть.

– У часовни… семь… то есть шесть… Двинский вокзал… в шесть, – бормотал Гриша, делая усилие, чтобы не забыть. – До завтра.

И уже развернулся, чтобы уйти, но Соня остановила его.

– Будьте осторожны, – улыбнулась она.

Ощутив радость от вернувшегося участия ее и расположения, которое было тем приятнее, что случилось это сразу после такой душевной муки, учитель вышел. Солнце скатилось с зенита, но до вечера было еще далеко. А до следующего дня еще дальше.

Идти домой совершенно не хотелось. В сердце разлилось благодатное чувство избавления. Впервые за долгое время он просто так, как прохожий, побродил по Театральному бульвару, поглазел на экипажи и автомобили, стоявшие вдоль Северной гостиницы, и как-то совсем позабылось, что следом за ним могут красться с ножом. Потом отправился к Бастионной горке, заглянул в Стрелковый парк, на стройку, где подобно грибам ко Дню города и к Всемирной выставке под сеткой строительных лесов росли целые улицы, каменные дома, амбары, башни, совершенно неотличимые от тех, что он видел на гравюрах Иоганна Кристофа Бротце. По зарисовкам краеведа нынче в центре парка возводились миниатюрные павильоны для празднования 700-летия Риги.

Данилов обошел несколько башен, сколоченных из досок и уже отчасти покрытых штукатуркой, – это был миниатюрный средневековый город. В голове все крутились мысли о завтрашнем дне. Побродив между горами мусора, строительных лесов, ведер с растворами, он решил, что совсем потерял голову, раз явился в такое место. На стройке всегда найдется повод для несчастного случая. И почти побежал вон, отправившись в другое свое укромное место в городе, где не боялся преследователей, – в Домский музей. Там он часто и подолгу сидел на одной из скамеек перед портретом какого-нибудь лифляндского ландрата, магистра Ордена меченосцев или архиепископа и размышлял о влиянии времени сквозь века.

Пересекая Гердерову площадь, Гриша невольно стал вспоминать далекие семейные толки о каких-то развалинах. Кокенгаузен все не шел из головы. И проходя под сенью краснокирпичных стен собора, мимо бронзового бюста поэта Гердера, он вдруг встал как вкопанный, глядя на темный прямоугольный постамент, напоминающий надгробие.

И будто током пронеслось по жилам неприятное предчувствие в смеси с воспоминанием. Их старый особняк был построен на руинах укрепленной тюрьмы орденского замка! И родители позволили археологам произвести раскопки в подвалах. Но если Синие сосны и есть их старый особняк, то получалось, что он стоит на костях ливонских пленников.

В библиотеке Общества любителей истории и археологии Прибалтийского края, расположенной в верхнем этаже музея, имелась бронзовая пластина с выгравированной благодарностью семье Даниловых за восстановление памятников истории. Она была помещена на самое почетное место – между гербами Лифляндии, Курляндии, Эзеля и Эстляндии, которыми были украшены промежутки стен между окнами музейной залы.