Дети рижского Дракулы - [124]

Что, если Грише тоже суждено питать напрасные чаяния, и часы их сочтены? Что, если пройдет много дней, а его не бросятся искать? Никому не придет в голову, что бежавший из больницы Тобин повезет приемную дочь в Синие сосны. Сколько дней пройдет, прежде чем находчивая Соня задумается, отчего учитель истории задерживается в своем поместье, а Бриедис прикинет возможный маршрут прокаженного? Он ведь наверняка с помощью своих полицейских уже ищет беглеца.

Гриша разорвал рубашку на куски и бережно перевязал руки Евы. Двигаясь, он чувствовал, как пульсирующими толчками вытекает из его раны на животе кровь.

– Я не могу достать коленями пола, – тихо пожаловалась она. – Повисла в воздухе, поэтому вес весь на руках. И подняться на ноги нет сил…

Гриша зажал рукой рану и двинулся на поиски опоры. Он остановился у плотно затворенной двери. Пальцами прощупал все щели и подумал, что нужно бы колотить в нее что есть мочи, звать на помощь, но в доме не было ни единой живой души, даже пинчеров. В сознании загорелся свет надежды – с той стороны лабиринта тюремных камер была еще одна дверь, но померк – она ведь никуда не вела… И чтобы покинуть темницу, надо было прежде сыскать способ выбить из колец болты и освободить Еву.

Ими в подвале было оставлено множество предметов: стремянка из библиотеки, один ацетиленовый фонарь, из стен они вынули по меньшей мере четыре увесистых камня.

Фонарь был первым, на что наткнулся Гриша. В нем еще оставалось достаточно газа. Слава богу, спички еще лежали в кармане брюк. Коробок намок от крови, но после долгих стараний Гриша все же зажег огонек.

Было сложно в первую минуту привыкнуть к свету, Данилов насилу попал огоньком в окошко светильника, тотчас заковылял к Еве, щурясь и хлопая глазами. И от жалости он чуть не выронил драгоценную ручку фонаря. Сестра успела потерять сознание, голова ее свесилась к плечу, волосы упали на лицо. Воздетые руки посинели в пальцах, их повело судорогой, на пол капала кровь. Под длинной юбкой не было видно, имеет ли пленница прочную опору, но по растянутым связкам и вывернутым плечам, которые причиняли, наверное, не меньшую боль, чем разошедшиеся швы, было понятно, что она свисает всей тяжестью вниз.

Времени на стенания нет, Данилов взял себя в руки, отправился на поиски камня, чтобы подставить под ее колени. Один лежал в ответвлении коридора справа. Гриша оставил фонарь на середине пути, чтобы свет доходил в оба конца их тюремной камеры. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, нагнулся, обнял камень и, приподняв, понес, низко скрючившись над землей. Сопя и высвистывая выдохи и вдохи меж сжатых зубов, донес к ногам девушки ношу, подтолкнул ее к коленям и понял – одного камня мало.

Двинулся обратно. Фонарь теперь казался совершенно неподъемным, он поволок его по камням пола. Лязг железного корпуса отражался эхом отовсюду, а собственная тень напоминала ему Симона де Кентервиля, мрачно ступающего вдоль стен своего замка.

Когда второй камень был установлен на первый, Данилов смог приподнять тело Евы и уместить ее колени на опоре, но те соскользнули, пирамида рухнула, и руки девушки издали устрашающий треск рвущихся связок.

Данилов был готов разрыдаться, но внутренний стоицизм не позволил ему отдаться отчаянию. Он привалился боком к стене, обхватил Еву за пояс и приподнял. Руки ее тотчас избавились от опасного натяжения. При этом его собственная рана стала расходиться в краях, запылала кожа. Он замер, держа сестру в руках, всем телом привалившись к стене, щекой коснувшись ее макушки и ощущая, как бок заливает горячая кровь.

И долго он так простоит?

– Бриедис, Сонечка, – всхлипнул Гриша, дав наконец волю тихим слезам.

Сколько он сможет выдержать? Час, два? Сутки? Здесь время двигалось со скоростью, которую невозможно было ни ощутить, ни понять. Сколько они здесь находятся? Может, час, а может, и день.

Нет, не день, с ужасом осознал Гриша, они здесь совсем недавно, иначе бы оба истекли кровью и были мертвы. Бриедис ничего пока не знает ни о месте пребывания Тобина, ни о его побеге. Ему не успеть.

Вскоре руки его стали слабеть, а Ева так и не пришла в себя. Он подумал, что нужно бы ее привести в чувство, чтобы она сама могла стоять на пирамиде.

– Ева, – тихо позвал он, дыша ей в ухо. – Ева, сестренка, очнись, пожалуйста.

Та не двигалась.

– Ева, – с испугом выдохнул Гриша, ощущая, как сердце от черного предчувствия падает камнем к желудку.

Он перенес ее вес на одну руку, почувствовав, что сестра стала невозможно тяжелой, грузной, деревянной, будто некая энергия, дававшая ей силы держаться, покинула ее, нащупал пальцами другой руки венку под скулой. Наверное, он не умеет искать пульса, но биения в жилах не нащупал. Он перенес взгляд на кисти девушки. Пропитанное кровью полотно сорочки, которым были обернуты ее запястья, перестало источать капли крови.

Свет фонаря, чуть подрагивая, плясал отсветами на ее вытянутом, посеревшем лице, на тяжелых сомкнутых веках, на синих, чуть приоткрытых губах. Он пытался прислушаться к ее дыханию, но слышал только свое.

Глава 22. По следам рижского дьявола

– Ну что ж, – вздохнула Даша, протянув руку сначала Соне, потом Бриедису, – из нас вышла неплохая сыскная команда.