Дети разума. Тень Эндера - [211]

В отличие от тебя, Виггин, я всегда дам другому парню шанс научиться своему делу и только потом буду требовать от него совершенства. Сегодня ты поступил со мной подловато, но я дам тебе шанс завтра поступать лучше, а послезавтра еще лучше!

Но когда Боб подошел к шесту и ухватился за него, он обнаружил, что руки дрожат, а ладони сжимают скользкий шест совсем слабо. Пришлось с минуту постоять, прислонясь к шесту, чтобы успокоить нервы.

Эта схватка с Виггином, чуть не кончившаяся рукопашной, не принесла Бобу полного удовлетворения. Больше того, не исключено, что это была глупость. Виггин доставил ему боль своими въедливыми замечаниями и насмешками. Боб ведь изучал Виггина как объект созданной им самим теологической системы, а сегодня вдруг обнаружил, что все это время Виггин даже не знал о существовании Боба! Все сравнивали Боба с Виггином, но, по-видимому, Виггин об этом или не знал, либо ему было просто наплевать. Он обращался с Бобом так, будто тот был никто! А ведь после того, как Боб целый год в поте лица трудился, чтобы завоевать авторитет, он ни в малейшей степени не ощущал желания снова стать никем. Теперь к нему вернулись ощущения, которые он считал исчезнувшими вместе с Роттердамом. Тошнотворный страх неизбежной смерти. Хотя он и знал, что здесь на него никто даже руки не поднимет, он все еще помнил, как стоял на краю гибели, когда впервые подошел к Недотепе и отдал ей в руки свою жизнь.

Неужели я снова делаю то же самое? Внеся свое имя в этот список, я отдал свое будущее в руки этого мальчишки. Я надеялся, что он увидит во мне то, что вижу я. А он не сумел. Я должен дать ему время.

Если оно есть. Почему-то учителя заторопились. У Боба может не оказаться того года, который нужен, чтобы убедить Виггина.

14. Братья

— У вас есть результаты, которых я жду?

— И даже весьма интересные. Волеску солгал. Кое в чем.

— Надеюсь, вы детализируете мне ваше открытие?

— Генетические изменения, произведенные в Бобе, основывались не на клонировании Волеску. Можно с полной уверенностью сказать, что Волеску — не отец Боба. Но зато он, без всякого сомнения, приходится Бобу дядей или кузеном в близкой степени родства. Думаю, у Волеску был либо единокровный брат, либо двоюродный брат, потому что только столь близкий родственник мог стать отцом оплодотворенного яйца, над изменением которого работал Волеску.

— У вас, как я понимаю, есть список родственников Волеску?

— На суде сведения о его родственниках нам не были нужны. А мать Волеску не была замужем. Он взял ее фамилию.

— Значит, у отца Волеску был еще другой сын, но вам имя отца неизвестно. А я-то считала, что вы знаете все на свете.

— Мы знаем все о вещах, которые считаем важными для себя. И тут сформулировано очень важное различие. Мы просто не искали отца Волеску. Он ведь не был замешан в преступлении. А допрашивать все население земного шара мы не можем.

— Тогда еще один вопрос. Поскольку вы знаете все о том, что считаете важным для себя, то, возможно, сможете мне объяснить, почему некоего мальчика-калеку забрали из той школы, куда я его устроила?

— Ах! Этот? Поскольку вы вдруг перестали им интересоваться, у нас возникли подозрения. Мы его вскоре обнаружили. Протестировали. Он — не Боб, но, без сомнения, относится к нашему контингенту.

— А вам не пришло в голову, что у меня могли быть веские основания не подпускать его близко к Боевой школе?

— Мы решили, что вы опасаетесь, что мы предпочтем Ахилла Бобу, который, если говорить прямо, еще слишком юн, а потому выдвинули вперед своего любимца.

— Вы решили, что я обращаюсь с вами как с интеллигентными людьми, а потому обошлись со мной как с идиоткой. Теперь я вижу, что все должно было быть наоборот.

— А я и не предполагал, что истинные христиане способны так злиться.

— Ахилл уже в Боевой школе?

— Он еще не оправился от своей четвертой операции. Оперировать его нам пришлось на Земле.

— Разрешите мне дать вам совет. Не отправляйте его в Боевую школу, пока Боб находится там.

— Бобу пока только шесть лет. Он все еще слишком юн для этой школы, а говорить о том, чтобы выпустить его оттуда, тем более абсурдно.

— Если возьмете Ахилла, то немедленно отчислите Боба!

— Это еще почему?

— Если вы такой тупой, что не верите мне после того, как все мои суждения оказались верны, то я не собираюсь тратить порох на то, чтобы переубеждать вас. Скажу лишь, что их встреча в школе, вероятно, завершится смертью одного из двух возможных.

— Которого?

— Вероятно, это будет зависеть от того, кто кого увидит первым.

— Ахилл говорит, что он очень многим обязан Бобу. Он его любит.

— Ну тогда, разумеется, вам надлежит верить ему, а не мне. Но не вздумайте присылать труп мне, чтобы я занялась похоронами. Хороните свои ошибки сами.

— Это звучит бессердечно.

— Я не собираюсь лить слезы ни на той, ни на этой могилке. Вы, видимо, решили выяснить, кто из них лучше, прибегнув к дарвиновской теории выживания наиболее приспособленных.

— Успокойтесь, сестра Карлотта. Мы учтем ваше мнение. Мы тут, знаете ли, дурака не валяем.

— Вы уже сваляли его. И ничего лучшего я от вас теперь не жду.

* * *

Дни превращались в недели, армия Виггина обретала форму, а Боб то впадал в отчаяние, то ослеплялся радужными надеждами. Надежды были потому, что Виггин формировал свою армию умело, а она обладала неистощимой способностью к адаптации. Отчаяние же связывалось с тем, что Виггин действовал без всякой опоры на Боба.