Дети пустоты. Пройти по краю - [2]

– Погнали вон на ту штуку! – Один из братьев указал пальцем в сторону уходящей в ясное небо иглы. Вокруг нее, словно лопасти пропеллера, вращались на цепях кресла. Они поднимались до самой верхней точки шпиля, а затем медленно спускались к земле. Ничего выше в Венском парке не было.

– Богдаша в штаны наделает! – хмыкнул второй брат. – Устроит австриякам желтый дождик.

Оба захихикали.

Семья Богдана прилетела в Вену, едва в России начались школьные каникулы. Родители давно планировали эту поездку: три дня в Вене, а потом две недели среди альпийских озер и средневековых замков. Отец специально для путешествия арендовал темно-зеленую «Шкоду». Сейчас он вместе с матерью наслаждался неторопливым вращением самого старого в Европе колеса обозрения. Вместо привычных кабинок аттракцион-пенсионер натужно тянул закрытые вагончики, рассчитанные на двенадцать человек каждый.

Сыновья решили, что это развлечение для девчонок и стариков, поэтому пятнадцатилетние близнецы отправились искать впечатлений поострее. Десятилетний Богдан увязался с ними.

– С собой не перепутал? – поинтересовался он, лихо сплевывая на разогретый солнцем асфальт. – А то, может, пока не поздно, памперс наденешь?

Если ты младше – это еще не повод пропускать удары. Нужно отвечать шпилькой на шпильку, подначкой на подначку. Иначе заклюют.

Но стоило подойти к аттракциону, как у близнецов появился новый повод для насмешек. На иглу пускали только тех, кому исполнилось двенадцать.

– Не плачь, малыш! Беги на карусельку с лошадками! – копируя голос матери, проворковал один из братьев.

– Отвали! – огрызнулся Богдан.

Ни на какие другие карусели он не пошел. Стоял и тоскливо смотрел, как довольные близнецы устраивались в скрепленных друг с другом креслах, громко галдели и строили Богдану обидные рожи. Поджарый австриец закрепил страховочные ремни и махнул кому-то невидимому: «пора!».

Игла вздрогнула.

Загудел мотор, зазвенели цепи. Кресла тронулись с места, и вскоре гигантский пропеллер уже полз к вершине шпиля.

Богдан не сразу понял, что случилось неладное. Только когда сиденья над головой слились в сплошную ленту, он сообразил: карусель вращается слишком быстро.

И не одна она.

Все аттракционы внезапно превратились в разноцветные смерчи. Пространство вокруг наполнилось воем и скрежетом, в который вплетались крики перепуганных людей. Оглушительный удар смял ближайший ларек с кебабами. На него рухнула пара сорвавшихся с цепей кресел.

Богдан не смог заставить себя посмотреть, сидел ли в них кто-нибудь. Он упал на колени, зажмурился и закричал…

Глава 1

Ее разбудил попугай.

– Завтракать подано! – заорал он прямо Женьке в ухо. – Овсянка, мэм!

– Уйди, птица! – простонала она. – А то съем!

Послышался торопливый цокот когтей по паркету, попугай отбежал на безопасное расстояние. Впрочем, быть съеденным ему не грозило – уроженец австралийских островов выглядел очень неаппетитно.

Несколько лет назад из-за редкого птичьего вируса он лишился почти всех перьев. Сохранился только грязно-оранжевый куст на макушке да розовый пух вокруг глаз. Остальное тело некогда белоснежного какаду теперь было покрыто лишь синеватой пупырчатой кожей. Больше всего он напоминал ощипанную тушку тощей курицы, приготовленную к отправке в духовку. Женя чуть не задохнулась от смеха, впервые увидев, как это чудо без перьев уверенно шагает по полу.

Летать он, разумеется, не мог. Зато шустро передвигался на крепких лапах и лазил по отвесным поверхностям, помогая себе мощным черным клювом. Этот клюв служил ему не хуже газового ключа. Какаду запросто раскручивал им любые гайки и сворачивал вентили на водопроводных трубах. За что получил имя Сантехник.

Женю Сантехник не любил. По крупному счету, он никого не любил, кроме себя и Морока, ее отца, но новая обитательница квартиры вызывала в попугае особо лютую ненависть.

– Нахалка! – рявкнул он и злорадно добавил: – Овсянка, мэм!

– Слышала! Уймись!

Она встала со скрипучей тахты, обреченно натянула синие джинсы с черной футболкой и поплелась на кухню. Сантехник ковылял следом.

Женя поселилась в этом доме ровно две недели назад. Ее так обескуражило предложение отца пожить вместе, что она, точно загипнотизированная, согласилась. Наверное, найдись тогда время подумать, ноги бы ее здесь не было. За тринадцать лет Морок ни разу не дал знать о своем существовании. Мол, не догадывался, что у него есть дочь. Разве в это можно поверить? Но узнав отца поближе, Женя неожиданно для себя поверила: не знал. Если бы знал – вряд ли бросил бы их с мамой. Кирилл Михайлович Мороков вообще никогда никого не бросал.

Он был так устроен.

И все же Женя жалела о своем решении переехать к отцу. Очень быстро она поняла: ее пригласили потому, что так правильно – дочь должна находиться под присмотром. Сама по себе тринадцатилетняя Женя Смородина руководителя Службы Контроля Края не интересовала – ему хватало других забот. Еще две недели назад она и представить не могла, каким горьким окажется это открытие.

На сосновом столе огромной кухни, обставленной в дачном стиле, ее ждал серый блин заклекшей овсянки. Женька брезгливо ковырнула его ложкой – ни масла, ни сахара. Захочешь – не проглотишь. Небось когда Учур готовил это кулинарное недоразумение, радостно ухмылялся, представляя, как она будет им давиться. Четырнадцатилетний компаньон отца ненавидел новую обитательницу квартиры еще сильнее, чем попугай.