Дети Магнолии - [11]

– О-о-ох, Ива, знала бы ты, как я об этом мечтала… – развалившись на узорчатом покрывале, выдохнула Констанция и раскинула в стороны руки и ноги. Взгляд её упёрся в потолок – там не было люстры, но украшал его бледный рисунок с какими-то райскими птицами и цветами. Долго разглядывать это великолепие девушка не могла – глаза её закрывались сами собой. Она заставила себя привстать и встряхнула головой, прогоняя сон.

– Вы очень устали, да? – рыжая девчонка неуверенно мялась в арке между спальней и прихожей. Возможно, она всё ещё чувствовала себя виноватой за то, что повела новую хозяйку невесть каким путём.

– Именно, – кивнула Конни и не смогла сдержать зевок. – Мы долго плыли, а я просто ужасно переношу морские путешествия. Да и по замку ты меня поводила немало!

– Я же говорю вам, госпожа Маршан, это сам дом! Он запутал меня! – воскликнула Ива, оскорблённая неверием Конни, отказавшейся принимать тот факт, что старинные здания на Сен Линсее – это очень даже живые, а временами ещё и весьма вредные существа. – Позавчера я сломала во внутреннем дворике ветку магнолии, а садовник Годфри говорит, что за это замок меня проучит и запутает! Вот он и запутал…

– Садовник Годфри над тобой подшутил, – спокойно констатировала Констанция. – А сколько человек постоянно проживает в поместье, помимо мадам Сапфир и Виолетты Ди Гран?

– Годфри со своей женой Руфь живут в отдельном домике за оранжереями, – подумав немного, затараторила Ива, – Он – садовник, а она помогает на кухне господину Орману, повару, но он живёт в доме только по будням, а на выходные уезжает к своим детям в Порт Моро. Еще здесь живём мы с моим братом Леоном, у нас есть кот Лунатик. А горничные и другая обслуга приходят из Линсильвы утром и уезжают вечером. Здесь не очень далеко до города.

– Понятно, – кое-как переварила эту информацию Констанция. Она с трудом сорвала с плеч кожаную куртку и откинула её в сторону, затем, не расшнуровываясь, попыталась сбросить кеды. Ива молчаливо наблюдала за этим сложным процессом.

– Дом и вправду меня запутал… – наконец буркнула она себе под нос и принялась с очень обиженным видом ковырять стену.

– Раз ты так говоришь, то ладно, – смирилась Конни. В конце концов у детей всегда пользовались популярностью домыслы и фантазии, особенно если живёшь в таком живописном месте. Сейчас девушка не удивилась бы, если б выяснилось, что по версии Ивы в замке имеется собственный набор родовых привидений.

Она вспомнила, как однажды побывала на очередной выставке отца, отличавшейся от всех остальных его проектов кардинальной сменой стиля. Внезапно на смену живописным сказочным пейзажам и прекрасным изображениям разномастных красавиц пришли какие-то брызги, обмотанные марлей грязные холсты и просто разного рода мазня, которую в тот период обзывали модным словосочетанием «современное искусство». В день открытия в галерее яблоку негде было упасть, шампанское лилось рекой, а критики, то и дело останавливаясь возле очередного «шедевра», ахали, охали и подолгу замирали в одной позе, пристально вглядываясь в это странное месиво на белых стенах.

Конни и Берту тогда было по четырнадцать лет. Уже перед самым закрытием галереи они оба стояли возле большого прямоугольного холста, насквозь пропитанного красной, как кровь, краской. Казалось, кто-то просто прикрыл в стене глубокую кровоточащую рану, и с этого «пластыря» вот-вот начнёт капать на пол.

– Пап, что это такое? – спросил Берт, тыкая пальцем в жуткую картину. – О чём это?

– Ни о чём, сынок, – чуть заплетающимся от избытка шампанского языком отвечал отец. – Ну или о деньгах. Всё, что ты видишь в этом зале, только о деньгах…

– Разве это продаётся? – ещё больше недоумевал подросток, уже тогда отличавшийся своей въедливостью. Отец лишь рассмеялся в бороду и похлопал паренька по плечу. Так и не получив ответа, Берт ушёл, не забыв осуждающе покачать головой.

– Я знаю, о чём она, пап, – тяжело вздохнула Конни, когда брат отошёл на достаточное расстояние, чтобы не слышать их. Отец взглянул на неё своими мутными от алкоголя глазами и тепло улыбнулся.

– Правда знаешь, милая?

– Это не о деньгах, – дочь кивнула. – Это про маму Берта. Ведь правда?

– Дорогая моя Констанция, – произнёс Маршан так чётко, как был на тот момент способен, и положил обе своих массивных ладони Конни на плечи, – у тебя есть редкий дар видеть смысл там, где его не видят другие. И даже тогда, когда кажется, что его и быть-то не могло. Знаешь, мне твоя бабушка всегда говорила

– «у всякой тайны есть человеческая душа»…

– Что это значит?

– Это ты мне скажи, моя умница! – Ян Маршан пригнулся так, что его лицо было вровень с лицом дочери. Конни почувствовала запах алкоголя и неприятного одеколона, который в тот период регулярно дарила ему новая жена. Сложно было сказать, какой из этих ароматов раздражал девушку сильнее, но она всё равно подалась вперёд и крепко обняла отца. Все полотна с той выставки были распроданы в течение нескольких месяцев, и это позволило художнику отправиться в очередное путешествие за вдохновением, чтобы начать писать всё те же прекрасные пейзажи и портреты красивейших женщин. А через пять лет его не стало.