Дети Линзы - [7]

— Я знаю, папа… Спасибо. Четверо самых лучших. Один из вас может нанести удар раньше меня. Возможно, это будешь ты — с твоим опытом и знаниями; тысячи путей лежат перед нами. И помни, что если я понадоблюсь кому-либо из вас, то вы дайте сигнал.

— Хорошо. Мы будем поддерживать контакт. Чистого эфира, Кит!

— Чистого эфира, папа! — насколько многозначительным был этот обычный обмен пожеланиями счастливого пути!

Несколько минут, пока его спидстер мчался через космос, Киннисон думал только о своем мальчике. Он точно знал, что тот чувствовал; он воскресил в памяти незабываемые моменты своего первого полета в космос в качестве Серого линзмена. Но у Кита есть нечто, о чем он, Кинни-сон, никогда ничего не знал; а у него была собственная работа, и он методично, как надлежало старому воину, принялся за нее.

Глава 2 ВОРСЕЛ И ПРАВИТЕЛИ ДЕЛЬГОНА

Велантиец Ворсел, мужественный и выносливый долгожитель, как и все велантиицы, за двадцать теллурианских лет почти не изменился. Поскольку он был первым Носителем Линзы и единственным линзменом второго уровня в своей расе, прошедшие годы были для него полностью заняты.

Ворсел решал различные технологические и административные проблемы, связанные с вхождением Велантии в систему Цивилизации. Он работал над многими задачами, которые, по мнению Галактического совета, соответствовали его личным талантам. В «свободное» время он рыскал по обеим галактикам и безжалостно убивал разбросанных повсюду правителей Дельгона.

Однако Ворсел постоянно интересовался детьми Киннисона, особенно Китом и младшей дочерью, Констанс, обнаружив в девочке склад ума, удивительно похожий на его собственный. Когда пришел вызов Киннисона, он ответил на него. Сейчас Ворсел был в космосе — но не на «Неустрашимом», а на собственном корабле. И что это был за корабль! В команду «Велана» входили только существа его расы. На борту были велантийские атмосфера, температура и давление. Кроме того, «Велан» обладал прочностью и мощностью, достаточными для инерционного маневрирования с огромными ускорениями, которые велантиицы используют в своей обычной жизни. Ворсел любил свой корабль.

Он добросовестно и небезуспешно работал с Киннисоном и другими представителями Цивилизации. Однако все знали, что он мог бы работать более эффективно в одиночку или с другими представителями своей расы. Поэтому, за исключением чрезвычайных ситуаций, он так и делал и собирался делать дальше.

Находясь в глубоком космосе, Ворсел обвился, согласно велантийским представлениям о комфорте, запутанной серией восьмерок вокруг пары параллельных брусьев и расслабился, погрузившись в раздумья. Киннисон говорил о какой-то скрытой чертовщине. Недовольство, психозы, массовые истерии и — о, какое счастье! — галлюцинации. А также кое-какие революции и восстания, которые могли быть связаны с исчезновением многих весьма значительных лиц. Но Ворсел с Велантии ими не интересовался. Он знал, хотя никто этого не говорил, что такими явными проявлениями враждебной деятельности займется Киннисон. А сам он станет работать над тем, что гораздо больше ему по вкусу.

Галлюцинации — вот излюбленная тема Ворсела. Он был рожден меж галлюцинаций и воспитан в их атмосфере. То, чего он не знал про галлюцинации, могло быть написано большими буквами на самой маленькой из его чешуек.

Изолирован одну секцию своего составного разума от всех остальных и от контроля над физическим состоянием, Ворсел усилил ее чувствительность, чтобы узнать, какие галлюцигенные факторы существуют в космосе. Одновременно он приказал двум другим секциям разума наблюдать за той, которая приносилась в жертву ради изучения и анализа фантазий навязчивого мышления, которые могли быть обнаружены и исследованы.

Затем, применив всю природную огромную чувствительность и кругозор, всю эрайзианскую сверхтренировку и полную мощь Линзы, Ворсел выслал рецепторы разума в космос. А потом, хотя такая мысль совершенно непостижима для любого теллурианского или подобного ему ума, он расслабился. День за днем, пока «Велан» хаотично носился по космическому пространству, Ворсел висел в блаженном бездействии на брусьях, и большую часть его разума занимала путаница неописуемых мыслей, погрузиться в которую — удовольствие для велантийца.

Спустя некоторое время его внезапно пронзила острая мысль. Под ее влиянием длинное тело Ворсела судорожно напряглось, как будто он решил сблизить брусья. Правители! Парализующий тело и разум охотничий клич правителей Дельгона!

Команда, конечно, еще не почувствовала его — и не почувствует. Иначе она оказалась бы совсем бесполезна в грядущем столкновении, потому что не смогла бы выдержать гибельное влияние. Ворсел был единственным велантийцем, который мог его выдержать.

— Выставить все экраны! — вырвался у него мысленный приказ. Но тут же, даже до того, как приказ мог быть выполнен, отменил его. Надежно изолированная секция разума немедленно подсказала, что это был не обычный дельгонианский охотничий клич, а нечто гораздо большее.

На непреодолимое принуждение, которое многим поколениям велантийцев довелось не раз испытать, накладывалось то, что он искал — галлюцинации! Защищать команду или, разве что самым незаметным образом, себя было бессмысленно. Все правители знали, что существовал по крайней мере один велантийский Носитель Линзы, который в умственном отношении превосходил их. И хотя они люто ненавидели этого линзмена, боялись его они еще больше.