Дети лета - [100]

– Да, черный, как твоя вечерняя душа. Ты сможешь выпить его, как только нас запустят в зал.

– Без кофеина? – спросил Вик.

– Я побеспокоилась бы о кофеине, – опять пожав плечами, сказала Стерлинг, – если б он принимал лекарства; но поскольку он их игнорирует…

– Я принимаю лекарства! Вик, не смотри на меня так огорченно, я принимаю их.

– Не все-е-е, – распевно проговорила Стерлинг, и по замечательному взгляду, исполненному обиды за столь коварное предательство, что Эддисон бросил на нее, я заподозрила, что именно она вытащила его из больницы. И также, подозреваю, не сообщила, какую цену ему придется заплатить за это.

– Я приму обезболивающие, когда мы переживем этот день, но мне, знаете ли, не хотелось пускать слюни и нести бред, давая показания в зале совещаний. – Брэндон потянулся за ближайшим стаканчиком, но Стерлинг отвела картонку подальше.

– И как же ты будешь пить его с костылями?

– Я видел, как это делаешь ты.

– У тебя не то телосложение, чтобы выполнить такой трюк.

Кончики ушей Эддисона заметно покраснели, и он бросил быстрый взгляд в оба конца коридора, проверяя, нет ли лишних ушей.

– В чем проблема? – ехидно спросил он. – Я же стараюсь ограничиться одним семинаром в год по сексуальным домогательствам.

– Хватит ребячиться, – пробасил Вик.

Эддисон вспыхнул, но подчинился. Стерлинг не стала утомлять себя негодующими взглядами; даже после своих наиболее ехидных и двусмысленных выпадов она с легкостью принимала такой невинный вид, что никому и в голову не могло прийти, что она имела в виду нечто дурное. Сегодня впервые Элиза явилась на работу, добавив живости цвета к своему обычному строгому наряду, и выбранная ею ярко-синяя блузка великолепно подчеркивала синеву глаз. Это тоже цвет силы, в отличие от мягких или женственных оттенков, но я обрадовалась, что она наконец почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы отказаться от суровой черно-белой гаммы.

Направлена ли была их болтовня на то, чтобы помочь мне сосредоточиться? Если б они искренне беспокоились о том, чем обернется сегодняшнее расследование, то вели бы себя тише воды ниже травы (Вик и Стерлинг) или абсолютно навязчиво и несносно (Эддисон, неизменный Эддисон). А сейчас, судя по их поведению, жизнь продолжается, дела идут своим чередом.

За двумя моими стоящими визави со скрипом открылась дверь. Все залы совещаний на этом этаже имели скрипучие двери, вне зависимости от того, как часто смазывались их петли высокоэффективными антикоррозийными средствами. Ходил слух, что некий предприимчивый агент специально подсовывал булавки в петли, чтобы их скрип предупреждал об открытии двери любого страдальца, ожидавшего в коридоре вызова для показаний или дисциплинарного взыскания. Я понятия не имела, имеет ли этот слух под собой реальные основания, но также знала, что никто из агентов никогда не будет выяснять это. Мы не лишены суеверий, даже если нам следовало бы быть умнее.

Появившийся в дверях молодой парень, вероятно только-только закончивший академию, старательно прочистил горло и объявил:

– Агенты, мы готовы вас выслушать.

– Мерседес? – Вик сжал мое колено.

Я кивнула, медленно вздохнула и наконец встала.

Слегка толкнув меня плечом, Эддисон уткнулся носом в мою щеку и пробурчал:

– Помни, что мы за тебя. Ты не одна здесь, chula[65].

Я почувствовала, как изменился его, знакомый мне, запах из-за больничной отлёжки. За прошедшие десять лет эти двое мужчин стали мне родными, и Стерлинг тоже успела породниться с нами. Они встанут за меня стеной на пороге ада и даже за ним.

И я тоже всегда готова прикрыть их.

31

Через два с половиной часа, когда допросы в основном закончились, агент Дерн отпустила нас на обед. Вердикт, какой-никакой, будет оглашен, когда мы вновь соберемся. Ожидая принятия решения, мы удалились из зала совещаний в свою рабочую комнату, где застали наших девочек с прицепленными на блузки гостевыми бейджиками. Они притащили кучу закусок, напирая на то, что вдобавок окажут нам моральную поддержку. Инара и Виктория-Блисс на самом деле уехали в Нью-Йорк еще в пятницу, но вчера вечером опять приехали, чтобы явиться сюда, и это много значило.

Эддисон попробовал свой сэндвич. После ранения у него пропал аппетит, что естественно, но не здоро́во. Он едва не окосел от этой боли, у него даже начал подергиваться левый уголок рта. Как можно осторожнее я подсунула свою ногу под его раненую конечность и, приподняв ее, обхватила за лодыжку и водрузила себе на колени. В горизонтальном положении нога его хоть и не перестанет болеть, но все же так ей будет легче. Испустив тихий вздох, Брэндон слегка пихнул меня локтем.

Честно говоря, я думала, что мы проделали это удивительно незаметно, но Вик, поймав мой взгляд, слегка улыбнулся и покачал головой, выражая неодобрение упрямством Эддисона.

Прия с рассеянным видом положила на стол руки и ненавязчиво подвинула в мою сторону пару декоративных альбомов.

– Вик, Эддисон, ваши экземпляры тоже близки к завершению, но мне показалось важным сделать вовремя эту парочку.

Я открыла обложку, осознавая, что Вик и Брэндон пригнулись ко мне с двух сторон. Стерлинг улыбнулась и начала убирать контейнеры. На первой фотографии – Инара, в те самые первые дни после спасения из Сада; спина ее украшена татуировкой крыльев