Дети капитана Тореодора - [3]

Сев в кресло на глазах у молчаливо взиравшей семьи, Тореодор перехватил ружьё и мрачно пригладил усы:

— Не-ет. Мы так просто не сдадимся. Мы ещё проучим этого бандита! Этому кровопийцу. Этому непрошенного самозванца. Этого… Одиссея.

* * *

«Кот — хищный безжалостный зверь, промышляющий почти исключительно убийством мышей. Мягкие подушечки на лапах позволяют подкрасться быстро и бесшумно… острые зубы и когти разрывают жертву на части… Перед актом убийства имеет обыкновение „поиграть“ с жертвой…»

— Перед актом убийства имеет обыкно… обыкно… обыкно… о… о…

Лиза так громко чихнула, что энциклопедия, покачнувшись, шлёпнулась на пол и захлопнулась.

Впрочем, Лиза не огорчилась. Подумаешь, кот. Дочь капитана Тореодора не боялась никаких котов. Она была уверена, что не побоится даже быка. Только подайте ей его сюда! Этого быка!

И она решительно развернулась, всем видом показывая, что в любой момент готова отразить любое нападение любого быка.

Но быка не было.

А был Макс. Который, оторвавшись от тетрадки, вопросительно глянул на сестру.

— И что там дальше — после «имеет обыкно»?

— Вот что, — сказала Лиза. — Мне надоело, что уже третьи сутки нас держат взаперти. В конце концов, ведь не для того мы сюда переехали, чтобы вечно сидеть в норе?

Вопрос адресовался Максу, и тот, подумав, кивнул утвердительно.

— И не для того, — продолжала Лиза, — мы купили этот чудесный дом с этим чудесным садом, чтобы не иметь возможности прошвырнуться по кухне — и выбрать себе чего-нибудь вкусненького? Или покататься в саду на качелях? Или поплавать на досточке в бассейне? Или просто пограть под лопухом за сараем? А? Что ты об этом думаешь?

— Но, Лиза, — рассудительно ответил Макс. — Папа просил подождать. Ведь ты знаешь, «кот — хищный безжалостный зверь… мягкие подушечки на лапах позволяют подкрасться быстро и бесшумно, а острые зубы и когти…»

— Знаю, знаю, — поморщилась мышка.

— Вот когда папа проучит кота, тогда… — Макс развёл лапами, что означало: «Будь благоразумна. Всему своё время.»

— Ну и когда же оно наступит, это время? — осведомилась Лиза, нетерпеливо стукнув хвостом по пробке от бутылки, служившей ей табуретом. — Когда он его проучит?

— Ну-у… — Макс снова развёл лапами. — Может быть, завтра. Может быть, через неделю. А может быть, через месяц.

— А может быть, — заметила Лиза, — только тогда, когда мы уже станем взрослыми и нам больше не захочется ни кататься на качелях, ни плавать на досточке в бассейне, ни играть под лопухом.

Лицо Макса приняло озабоченное выражение.

— Лично я, — объявила Лиза, — никаких котов не боюсь.

И она вопросительно посмотрела на брата. Что означало лишь одно: «Ты, конечно, тоже? Или я в тебе ошибалась?»

— Я, конечно, тоже, — сам себе не веря, заявил Макс.

Их разговор прервал сильный шум, донёсшийся из гостиной. «Ах!..» — ахала мама. «Ох!..» — охала бабушка. «Эх, эх…» — эхал дедушка. «Оу-у, оу-у, оу-у!» — выл папа. А вся малышня возбуждённо верещала.

Сорвавшись с мест, Лиза и Макс спешно покинули свою норку.

Посреди гостиной, накрытый к ужину, поджидал пень с шестнадцатью половинными скорлупками грецкого ореха. В каждой лежало по две крупные варёные фасолины. А в центре пня красовался обалденный кусок пиццы. Во-от такой ширины! И во-от такой вышины! С сыром! И оливками! М-м-м!

Но никто, кроме Пузика, на него даже не смотрел.

Потому что все смотрели на папу, лежавшего на диване.

Диван был очень хороший. Переделанный из бархатного берета и подбитый ватой. Тем не менее, покоясь на нём, папа стонал и охал. И не мудрено: правый глаз его распух и заплыл, из левого бока был выдран клок шерсти, обе задние лапы обожжены, и мама накладывала на них повязку с соком алоэ. Но самое главное, со стоном объяснил папа, один из капитанских погонов слетел с плеча и потерялся, а ружьё — отличное ружьё, стрелявшее сухим горохом и попадавшее исключительно в цель — было откушено по самую рукоятку!

— Оу-у, оу-у, оу-у! — завывал папа, не то от боли, не то от раненого капитанского достоинства. — Проклятый кот! Безжалостный кровопийца! Убийца и душегуб!

— Ах, ах! — сочувствовала мама, накладывая повязку.

— Нет, дайте мне время — и я разберусь с ним! Мы не потерпим эту разбойничью морду у нас в доме!

— Но что приключилось, сын мой? — поинтересовался дедушка, вытащив трубку изо рта.

И папа поведал обо всём.

* * *

Узнав о появлении в доме злейшего врага мышей, кота Одиссея, папа Мышайло, конечно, не пал духом. Не впал в депрессию, не стал рвать на себе усы, не пришёл к выводу, что жизнь бессмысленна.

Наоборот!

Он достал старое ружьё (о нём уже говорилось), нацепил старые погоны (о них — тоже). Подмигнул себе в осколок зеркала, висевшего в передней. (Вернее, даже не себе, а капитану Тореодору, смотревшего на него из зеркала). И, напевая старинную песенку —

Тореодор, смелее в бой!..

— вышел, чтобы достойно встретить врага и победить.

Естественно, как старый опытный вояка, он не стал лезть на рожон, а вначале решил разведать обстановку. В течение двух дней он обследовал все комнаты в доме. Обнюхал всю мебель. И особенно тщательно изучил любимые места времяпровождения кота.

Два раза он чуть не столкнулся нос к носу с Одиссеем.