Дети капитана Гранта - [36]

— Vos compriendeis? [54] — закричал Паганель так громко, что едва не порвал себе голосовые связки.

Было очевидно, что индеец не понимал того, что ему говорили, так как он ответил наконец по-испански:

— No comprendo [55].

Тут уж настала очередь Паганеля изумиться, и он с видимым раздражением сдвинул очки со лба на глаза.

— Пусть меня повесят, если я понимаю хоть одно слово из этого дьявольского диалекта! — воскликнул он. — Верно, это арауканское наречие.

— Да нет же, — отозвался Гленарван, — этот человек ответил по-испански.

И, повернувшись к патагонцу, он вновь спросил его:

— Espanol?

— Si, si![56] — ответил туземец.

Паганель прямо-таки остолбенел. Майор и Гленарван украдкой переглядывались.

— А знаете, мой ученый друг, — начал, слегка улыбаясь, майор, — может быть, вы что-нибудь перепутали по вашей бесподобной рассеянности?

— Как? Что? — насторожился географ.

— Дело в том, что патагонец, несомненно, говорит по-испански.

— Он?

— Да, он! Уж не изучили ли вы случайно другой язык, приняв его…

Мак-Наббс не успел договорить.

— О! — возмущенно прервал его ученый, пожимая плечами, и довольно сухо сказал: — Вы слишком много позволяете себе.

— Но чем же объяснить, что вы его не понимаете? — ответил Мак-Наббс.

— Не понимаю я потому, что этот туземец плохо говорит! — ответил, начиная раздражаться, географ.

— Так вы считаете, что он плохо говорит, только потому, что вы его не понимаете? — спокойно спросил майор.

— Послушайте, Мак-Наббс, — вмешался Гленарван, — ваше предположение невероятно. Как ни рассеян наш друг Паганель, но не настолько, чтобы изучить один язык вместо другого.

— Тогда, дорогой Эдуард, или лучше вы, почтенный Паганель, объясните мне: что здесь происходит?

— Мне нечего объяснять: я констатирую, — ответил географ. — Вот книга, которой я ежедневно пользуюсь для преодоления трудностей испанского языка. Посмотрите на нее, майор, и вы увидите, что я не ввожу вас в заблуждение!

С этими словами Паганель начал рыться в своих многочисленных карманах и через несколько минут вытащил весьма потрепанный томик, который и подал с уверенным видом майору. Тот взял книжку и посмотрел на нее.

— Что это за произведение? — спросил он.

— Это «Лузиады», — ответил Паганель, — великолепная героическая поэма, которая…

— «Лузиады»? — воскликнул Гленарван.

— Да, друг мой, не более не менее как «Лузиады» великого Камоэнса!

— Камоэнса? — повторил Гленарван. — Но, бедный друг мой, ведь Камоэнс — португалец! Вы в течение последних шести недель изучаете португальский язык!..

— Камоэнс… «Лузиады»… Португальский… — вот все, что мог пролепетать Паганель.

У него потемнело в глазах, а в ушах загремел гомерический хохот обступивших его спутников.

Патагонец и бровью не повел. Он терпеливо ждал объяснения того, что происходило на его глазах и было ему совершенно непонятно.

— Ах я безумец, сумасшедший! — воскликнул наконец Паганель. — Вот оно что! Значит, в самом деле! Это не шутка! И я мог… я! Да ведь это вавилонское смешение языков! Ах, друзья мои, друзья! Подумайте только: отправиться в Индию и очутиться в Чили, учить испанский язык, а говорить на португальском!.. Нет, это уж слишком! Если так пойдет и дальше, то в один прекрасный день я, вместо того чтобы выбросить в окно сигару, выброшусь сам.

Видя, как Паганель относится к своему злоключению, как переживает он свою комическую неудачу, нельзя было не смеяться. Впрочем, он первый подал пример.

— Смейтесь, друзья мои, смейтесь от души! — повторял он. — Поверьте мне, что всех больше буду смеяться над собой я сам! — И, говоря это, он захохотал так, как, должно быть, не хохотал никогда ни один ученый в мире.

— Шутки шутками, но мы остались без переводчика, — сказал майор.

— О, не отчаивайтесь, — отозвался Паганель, — португальский и испанский языки до того похожи, что, как видите, я смог даже перепутать их, но зато это же сходство поможет мне быстро исправить свою ошибку, и в недалеком будущем я смогу поблагодарить этого достойного патагонца на языке, которым он так хорошо владеет.

Паганель не ошибся: уже через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими словами. Географ даже узнал, что патагонца зовут Талькав, что на арауканском языке значит «громовержец». По всей вероятности, это прозвище дано ему за умение метко стрелять.

Но особенно обрадовался Гленарван тому, что патагонец оказался профессиональным проводником по пампасам. Казалось, сама судьба послала им этого патагонца, и все окончательно уверовали в успех экспедиции, и никто уж не сомневался в спасении капитана Гранта.

Путешественники вернулись вместе с индейцем к Роберту. Мальчик протянул руки к туземцу, и тот безмолвно положил ему на голову свою руку. Он осмотрел Роберта, ощупал ушибленные места. Затем, улыбаясь, пошел к берегу реки, сорвал там несколько пучков дикого сельдерея и, вернувшись, натер им тело больного. После этого сделанного чрезвычайно осторожно массажа мальчик почувствовал прилив сил, и стало ясно, что, отдохнув несколько часов, он встанет на ноги.

Было решено этот день и следующую ночь провести в лагере. Надо было еще решить два важных вопроса: относительно пищи и транспорта. Ни съестных припасов, ни мулов у путешественников не было. К счастью, теперь с ними был Талькав. Этот проводник, привыкший сопровождать путешественников вдоль границы Патагонии, один из самых умных местных бакеанос, взялся снабдить Гленарвана всем необходимым для его небольшого отряда. Он предложил отправиться в индейскую деревню — тольдерию, находившуюся всего в четырех милях. Там, по его словам, можно будет достать все, в чем нуждалась экспедиция. Предложение это было сделано наполовину с помощью жестов, а наполовину с помощью испанских слов, которые Паганелю удалось понять. Оно было принято, и Гленарван со своим ученым другом, простившись с товарищами, немедленно направились вслед за проводником-патагонцем вверх по течению реки.