Дети Ирены. Драматическая история женщины, спасшей 2500 детей из варшавского гетто - [49]

Потеря дочери выбила Ракель из колеи. Это горе усиливал еще один неумолимый факт. Исчезновение ее дочери было обстоятельством, позволившим ей пережить то лето. Во время облав «мало кто беспокоился о детях», рассказывала одна молодая еврейская женщина¹⁹⁵. Дети «слонялись вокруг, невидимые в толпе» во время уличных «селекций». Матери с детьми и все, кто был старше тридцати пяти лет, сразу же отбирались для отправки на железнодорожную станцию. Дети, которые слишком хорошо понимали, как высоки ставки, бежали от своих родителей, чтобы спасти их. «Какими же мудрыми и понимающими были они, эти крошки, – вспоминает та молодая женщина, – пытаясь убедить своих матерей жить дальше без них».

Ирена искала, искала и в конце концов потеряла надежду. Но Ракель по счастливой случайности оказалась тем летом среди выживших. Прикрепленная к рабочей команде, уходящей каждое утро за стены гетто для рабского труда, Ракель оцепенела от горя. И Ирена была права насчет того, что она даже не станет беспокоиться о собственном выживании. Она не пошевелит и пальцем ради спасения своей жизни после того, как не смогла уберечь свою дочь. Однако другие члены рабочей команды были решительно настроены бежать, и в конце смены, когда охрана на мгновение отвернулась, молодой человек наклонился к ней и быстро прошептал: Мы покидаем гетто. Будь готова. И вдруг все вокруг бросились кто куда, и Ракель обнаружила, что стоит на незнакомой улице «арийской» стороны города. Больше всего она хотела найти свою дочь. Где искать ее, она не знала, поэтому просто бродила весь вечер по улицам, готовая умереть и желая, чтобы кто-нибудь застрелил ее. Близился комендантский час, и ждать ей оставалось недолго. Но вдруг какая-то девушка, перебегавшая дорогу, остановилась прямо перед ней. Ракель! Ракель подняла глаза и узнала полячку, с которой встречалась несколько раз еще до войны на собраниях социалистической партии. Молодая женщина – сейчас, как и Ирена, участник Сопротивления – тут же поняла, в какой опасности находится Ракель. Пойдем со мной, я знаю безопасное место, где мы можем спрятать тебя. Ракель безропотно позволила отвести себя туда.

Ирена неделями искала свою подругу после ее исчезновения из гетто, но все впустую. Однако, как и Але, Ракели было суждено стать героиней. Она присоединилась к своей польской подруге на «арийской» стороне и всю войну будет яростно сражаться в Сопротивлении.

Оставалась еще Ева Рехтман. Как и Ала, Ева не могла оставить детей своего молодежного кружка – только не теперь, когда даже малышей ежедневно увозили в лагеря. По словам Ирены, Ева была «их матерью, отцом, сестрой и другом… Они же, в свою очередь, были для нее величайшим утешением»¹⁹⁶. Из четырех подруг, сидевших словно целую вечность назад за столиком уличного кафе, смеясь и болтая, Але, Ракель и Ирене – если не считать их личных трагедий – повезло, повезло остаться в живых. Еве тем страшным летом посчастливилось меньше.

«В тот, казалось бы, чудесный теплый день, – вспоминала позднее Ирена, – орды вооруженных до зубов немецких солдат оцепили «маленькое гетто», где работала Ева¹⁹⁷. Она вместе с сиротами оказалась в ловушке среди перекрытых улиц. Ирена, едва услышав об этом, собрала людей для спасательной операции, готовая рискнуть чем угодно и придумать самый дерзкий план, но спасти Еву и детей от депортации. У нее в распоряжении была даже и не нужная пока на Умшлагплац машина «Скорой помощи». Пока Ирена искала Еву по всему гетто, руки ее дрожали. Может быть, им снова удастся уловка с Умшлагплац. Может быть, она сможет убедить охранников, что Ева слишком слаба, чтобы ехать. Или они ее где-нибудь спрячут, ведь они уже столько раз проделывали это с детьми. У Ирены не было четкого плана, но у нее была миссия. Пользуясь повязкой эпидемиологического контроля, она спорила с охранниками, убеждая их, что она уполномочена провести здесь срочные медицинские процедуры. Лишь бы найти Еву. Когда им отрезали один путь, они в спешке стали искать другой, делая все, чтобы добраться до закрытых улиц.

За шлагбаумами лаяли собаки и слышались выстрелы. Кто-то выкрикивал приказы. Раздался крик. И вновь пугающая тишина. Один молодой охранник, казалось, начал колебаться, когда Ирена умоляла их пропустить, но, поразмыслив, решил все же этого не делать. Везде им было отказано во входе в заблокированный на время Aktion квартал. Позднее, в тот жаркий августовский день, затерявшуюся в толпе Еву Рехтман затолкали на Умшлагплац в вагон для перевозки скота, двери которого накрепко связали проволокой. В отличие от Регины, ей не удалось в последний момент выбраться через окошко. Ева Рехтман погибла в августе в Треблинке в одной из тех облицованных белым кафелем «душевых».

Ирену преследовали ночные кошмары. Они становились все страшнее, и она, просыпаясь, чувствовала себя разбитой. В этих снах всегда было одно и то же ощущение ужаса и беспомощности. Но Ирена слышала и кое-что еще, слабый лучик света среди этих бесконечных пыток: голос ее подруги Евы, говоривший с ней вновь, «ласковый, тихий и успокаивающий»¹⁹⁸.

Все, что было до этого – работа с подпольными сетями, контрабанда, секретность, – стало ничем по сравнению с размахом потерь и творящихся преступлений. Более того, в середине августа депортации, как выяснилось впоследствии, не достигли еще даже половины своего масштаба. Они будут длиться весь следующий месяц с ужасающей интенсивностью. Ирена будет идти за немцами след в след в ярости и негодовании от неслыханного насилия. «Очень быстро мы поняли, что единственный способ спасти детей – просто брать и вытаскивать их из гетто», – повторяла она с непреклонной, стальной твердостью