Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - [88]

Мама тоже мало походила на себя, обычную. Нет, она не плакала, не одевалась в траур — лишь вплела алую ленту в косу. Но она не пела, подкидывая блинчики на чугунной сковороде, и улыбалась сыну слишком ласково и грустно.

— Думаешь, он жив? — решился спросить Орис и тут же понял, что зря.

— Все в воле Двуединых. — Фаина пожала плечами. — Он долго был с нами, много дольше, чем мы могли бы мечтать, и ушел счастливым. Чаю?

— Да.

Спины коснулся лед: чужой взгляд. Орис обернулся к двери, нож сам собой скользнул в руку. Проем был пуст, освещенный фонарными жуками коридор — тоже. На миг показалось, что шевельнулись тени по углам, зашелестели страницы Хроник, и сейчас отец по обыкновению прочитает мудрое и малопонятное изречение… Но вместо этого раздался стук дверного молотка.

Орис вскочил, едва не расплескав чай, бросился к двери — словно в самом деле на пороге мог оказаться отец. Лишь в прихожей он заставил себя перейти на шаг, успокоить дыхание: негоже мастеру теней вести себя, как брошенному ребенку.

На крыльце топтался мальчишка в промокшей насквозь куртке.

— Светлого дня. — Хомяк поклонился.

— Светлого.

Орис отступил и пропустил мальчишку в дом. Тот вошел, закрыл дверь, миг помялся: с его волос капало, ботинки хлюпали и оставляли на вымытом до блеска плиточном полу бурые лужи.

— Вас ждут в конторе, мастер Шорох, — сказал он, не поднимая глаз, куда-то в сторону.

Выглядел мальчишка плохо. Всегда румяные пухлые щеки побледнели, проступили скулы, плечи напряглись, словно он каждый миг ожидал удара.

— Рассказывай, — приказал Орис. — С того момента, как новый Мастер вас забрал.

Мальчишка дернулся, поднял на него расширенные глаза, схватился обеими руками за рот. Пальцы его мелко дрожали.

— Умна отрешения, Хомяк, — ровно и тихо велел Орис.

Руки подмастерья расслабились, опустились. Глаза закрылись. Две ноты «умм-на-сонн» завибрировали в горле. Сопротивляться приказу своего мастера он не мог — даже если новый Мастер Ткач приказал молчать.

Орису невольно вспомнилось, как его самого учил отец. Его и Стрижа.

Темно. Холодно. Ссадины и ушибы горят, подвернутая нога при каждом шаге простреливает до самой макушки. Тихий голос Мастера:

— Направо. Сверху! Стой. Два шага назад. Вперед, быстро! Прыгай! Замри.

В ушах гудит кровь, но надо слушать очень внимательно и выполнять мгновенно, без размышлений. Каждая ошибка — боль: полоса препятствий сделана не для игры. В пять лет пройти ее сложно, а с завязанными глазами — почти невозможно. Только Мастер не знает слова «не могу».

— Слева! Сверху! — предупреждение тонет во вспышке боли, мокрые камни под спиной кажутся мягкими и уютными, только бы не вставать, не идти больше… но голос Мастера так же тих и ровен: — Поднимайся. Вперед. Пригнись, замри. Шаг назад, быстро вперед, бегом! Стой.

Вместо кубиков и лошадок у них были звездочки, ножи и спицы. Вместо сказок про русалок и добрых духов — хроники гильдии и Канон Полуночи. Вместо родителей, учителей и богов — Мастер. Хозяин. Отец. Бог. Только Мастер: ни один из старших учеников не допускался к тренировкам. «Ибо нет для ткача иного счастья, нежели исполнение воли Брата, и Мастер Ткач — уста Его».

— …переплывете реку, найдете на острове монету, вернетесь и отдадите мне, — объяснял задание Мастер, тщательно привязывая правую руку Ориса к левой Стрижа. — Веревку не рвать, вы одно целое. — Он повторил то же с ногами. — Вернется один — второго утоплю сам. Вперед!

К тому времени как в доме по улице Серебряного Ландыша появились новые приемные дети, Орис и Стриж умели многое, и прежде всего — доверять только друг другу и подчиняться только Мастеру. Оба твердо знали: то, что новенькие будут называться братьями, ничего не значит. Их всегда было двое и останется двое.

Первым Мастер привел семилетнего Ласку. Сын деревенского кузнеца потерял всю родню в пожаре и подался в город, где и попался на глаза Мастеру Ткачу. Он запер мальчишку в чулане и велел к чулану не подходить. Орис только и успел, что мельком глянуть на перепуганную и заплаканную физиономию.

«Познакомитесь, когда Хисс признает его», — сказал Мастер загадочные слова.

На следующий день в тот же чулан отправились еще двое сирот, шести и семи лет. А ночью пришел Риллах Черный и отвел их в храм. Ни Орису, ни Стрижу не удалось подсмотреть, что с ними там делали — Мастер приказал не покидать дом до рассвета, а ослушаться прямого приказа было невозможно.

Вернулся один Ласка. Такой же круглощекий, но не умеющий ни плакать, ни пугаться, ни смеяться по-настоящему. О том, что с ним было в храме, он не помнил совершенно, как не помнил чулана. Ему казалось, что он впервые пришел в этот дом.

Только с появлением последнего подмастерья, Угря, завеса тайны приоткрылась. Тогда Орису казалось, что он ловко подслушал разговор отца с настоятелем, это теперь он знал точно: ни один чих подмастерьев не проходит без ведома и согласия Мастера.

— …собираешься показать их Брату вместе с этим шерским сынком? — доносилось из щели в каминной трубе.

— Нет. Брат видел их достаточно часто за последние годы.

— Хм. В твоих словах есть резон, — в голосе настоятеля послышалась усмешка. — Я вижу, ты всерьез готовишь…