Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - [15]

— Светлый шер! — послышалось вместе со скрипом дверей. — Проходите, граф ждет!

Створки распахнулись, явив дюжего лакея. Бледного, перепуганного до дрожи в коленках, с оловянно-бессмысленными глазами. За его спиной, в тягучей темноте, слышались звуки спешных сборов: топот ног, грохот и скрип, отрывистая ругань. Где-то в глубине дома раздался тонкий женский визг. И все это тонуло в шелесте мышиных лапок и голодном писке — сверху, снизу, со всех сторон.

— Где граф? — с порога потребовал Дайм. — Быстро зови.

— Я тут, светлый шер. — Из темноты вынырнул советник в сбившейся набок шляпе и дорожной куртке, уронил что-то стеклянное и нервно сжал руки. — Что это? Как он посмел?..

Дайм поморщился на «он», подразумевающее «Бастерхази», но ничего говорить шеру Седейре не стал. Потом.

Седейра выглядел смешным и жалким, совсем на себя не похожим. Его правая рука побелела и отекла, следы мышиных зубов истекали призрачным гноем. Запах страха и патоки вился вокруг советника, туманными щупальцами полз по полу и пронизывал весь дом.

— Отставить панику! — рявкнул Дайм.

Граф и лакей дружно подпрыгнули и вытянулись во фрунт, в глазах обоих появилось осмысленное выражение. А Дайм продолжил — на тех, кто служил в армии, командирский голос действует безотказно:

— Рядовой, зажечь свет, собрать всех в холле, открыть окна! Шер Седейра, доложите обстановку.

— …дядюшка-то умер еще весной! — рассказывал чуть пришедший в себя граф. — Посылку я не трогал, велел отнести в магистрат на обследование. Посыльный сразу ушел, я проверил — ничего он не подбросил и не оставил. Легли спать как обычно. А среди ночи оно меня укусило!..

Старший Седейра показал отекшую руку и кивнул на жену, младшую дочь и слуг. Те сбились кучкой перед открытым окном, в самом светлом месте холла, и сонно хлопали глазами. После первых укусов прошло больше трех часов, и паника уже сменялась оцепенением.

— …уехать, но все лошади пали!

— Не пали, уснули, — прервал его Дайм. — На лошадей это действует быстрее.

— Так разбудите! — сорвался на крик советник

— Отставить панику! — снова рявкнул Дайм. — Где ваш младший сын?

— Эдуардо ночевал у этой, как ее, — шепнул граф, оглянувшись на дочь: даже сейчас он не мог назвать содержанку собственного сына по имени. — А сейчас уже в магистрате.

— Пошлите за ним. А сейчас мне нужен кот. Быстро. И кувшин с вином, молотый перец, имбирь…

Дальше все было просто, нудно и долго, как и всегда с ширхабом драной ритуальной магией.

Сначала Дайм готовил «эликсир», щедро сдабривая горячее вино пряностями и заклинаниями. Затем, напоив графских домочадцев, велел слугам выметать по всему дому мышиный помет и жечь во дворе. Зачаровал тень кота, чтобы охотилась на призрачных мышей, самого кота — чтобы приносил живых. Эдуардо, единственному из Седейра имеющему дар, приказал собирать мышей в мешок, графу — поить жену и дочь отваром и молиться Светлой, читай, не мешаться под ногами. А сам, от всего сердца желая поднять и заново придушить мерзавца, придумавшего «проклятье мышиного короля», обошел весь дом с трещоткой, кошачьим хвостом и детской песенкой про кота на крыше. Из каждой комнаты, из каждого чулана он вычищал тягучую патоку и страх: упаси Светлая упустить хоть уголок, и проклятье поползет дальше.

К счастью, мыши не успели разнести заразу по всей улице и Дайму не пришлось изображать шута балаганного по соседям. Ему вполне достало дома, кухонного флигеля и конюшни.

Лишь поздним вечером он вспомнил, что так толком и не позавтракал. Из столовой доносились вкусные запахи и тихие голоса: семейство графа ужинало. Сглотнув слюну, Дайм тщательно сжег ненужные больше трещотку и кошачий хвост в камине.

— Ваша светлость, не изволите ли к столу?.. — то ли в десятый, то ли в сотый раз тихо спросил с порога лакей.

— Изволим. — Дайм распрямился, потянулся и подмигнул лакею. — Надеюсь, на ужин не рагу из мышей?

Лакей передернулся, а Дайм усмехнулся. Три с половиной сотни горелых мышей, сорок одна песенка и восемьсот двадцать пассов трещоткой и хвостом от дохлой кошки — счет Ристаны растет. И плевать, что доказать ее причастность к «мышиному королю» невозможно. Умница сама себя переумничала в попытке отвлечь Дайма враждой с Бастерхази. Расчет был идеален во всем: Роне — единственный шер в Суарде, способный правильно сотворить эту гнусность, и после устроенной Люкресом показательной казни Дайм и Роне должны ненавидеть друг друга до белых глаз. Но мало ли, кто что должен? Как бы ни сквозило чердак у темного шера, он любит Дайма и не станет пакостить ни ему, ни его людям. Напротив, если бы Роне знал, что Ристана взяла из сокровищницы артефакт, заряженный проклятием, он бы предупредил. Как предупредил об убийце для Шуалейды.

И это все значит, что Ристана перестала доверять Роне и сочла возможным подставить его под гнев генерала МБ. Плохо. Очень плохо. Придется срочно что-то с этим делать. Как будто мало Дайму заботы с беглым Тигренком!

— Скажи, сейчас приду, — велел Дайм лакею и достал из кармана зеркальце.

— Шеф? — тут же отозвался Герашан, слегка обиженный тем, что его не позвали зачищать редкую гнусность.