Дети Горного Клана - [9]

Опьянённый боем, Вран извернулся, чтобы встретить новых противников, но поздно: ближайший мечник уже замахнулся своим оружием, и мальчик успел только лишь отшатнуться, получив могучий удар круглым навершием рукояти по скуле. То ли враг изначально не планировал его убивать, то ли просто повезло - не рассчитал расстояния, подошёл слишком близко. Но в последнее Вран не верил - слишком профессиональные движения, слишком спокойный взгляд, словно для него это не впервой.

Перед глазами всё поплыло, разум непонятно каким образом ещё не затмила тьма, но мир вокруг начал резко искажаться - земля стремительно приблизилась к лицу, и в следующую секунду Вран почувствовал, что лежит, не в силах подняться.

Краем глаза он заметил отца. Невольно промелькнула мысль: он всё ещё сражается! Он - воин! Лучший из лучших! Он победит! Он спасёт! И, действительно: грозный зверь, в которого превратился его родитель, порхал от одного противника к другому, оставляя за собой дорогу из трупов. Казалось, никто не может даже подобраться к нему, а многие и не пытались, стараясь держаться как можно дальше от этого смертоносного урагана.

Но тут - даже угасающее сознание Врана сумело это осознать - воздух вокруг накалился, появилось странное ощущения напряжения, неожиданно стало очень тяжело дышать. Мальчик разглядел полы плаща. Яркого, непомерно яркого для скудного деревенского пейзажа. Цвета морской волны... наверное, именно так должна выглядеть морская волна - подумал Вран, но тут понял, что думает совершенно не о том, ведь на плаще висел, чуть подрагивая от копошащейся в нём энергии, медальон в виде двух когтистых рук, держащих драгоценный камень.

«Маг...» - вклинилась в голову, подобно раскалённому железу, ужасная догадка, а затем Вран увидел, как лишённый каких бы то ни было эмоций старик взмахивает рукой, как если бы граф давал отмашку палачу исполнить приговор, и с кончиков его пальцев сорвались мелкие искорки. Но мелкими они били лишь доли секунды, моментально воплотившись в ревущее пламя, что с заскрежетавшим по ушам чавканьем сожрало отца, не подавившись. Тот даже не успел двинуться с места, хоть как-нибудь защититься, превратившись в чёрные обугленные останки.

Вран закричал. Точнее, ему показалось, что он закричал, но горло, голосовые связки которого словно сплели узлом, выдало только натужный хрип. А после мир погас, явив лишь непроглядную тьму...

* * *

Сознание возвращалось неохотно. Сначала вернулся слух. Вран услышал скрип несмазанных колёс, какой-то гул, храп лошадей и тяжёлое дыхание множества людей. А ещё менее отчётливые звуки: какие-то голоса, что доносились где-то далеко, или из-за толстой стенки, а ещё - щебетание птиц, но также далёкое, едва слышимое.

Затем заработали и остальные ощущения. Он нащупал под собой солому - ничем иным это нечто, что трескалось в руках и на ощупь было похоже на высушенную траву, быть не могло. К тому же это могло объяснить наличие рядом лошадей. Но вместе с тактильными ощущениями словно из ниоткуда вынырнула Боль. С большой буквы, всепоглощающая и изъедающая изнутри, от неё нельзя было скрыться, её нельзя было успокоить - с каждой секундой она становилась лишь более гнетущей и, казалось, вскоре она не оставит от Врана и кусочка. Болело всё, даже кончики пальцев, и те жгло огнём. Но особенно донимал жар в груди и голове. И если грудь болела от раны, то голову изрывало изнутри, жар не оставлял ни на мгновение.

Но когда казалось, что терпеть боль уже не осталось сил, жар неожиданно спал, словно решив перестать тягаться с настойчивым желанием мальчика жить. Конечно, полностью боль никуда не делась: тело всё ещё трясло, а в груди тревожно ныло. Но это была уже не та Боль, сводившая с ума - эту боль можно было и перетерпеть, ненамного она хуже отцовской трёпки.

Наконец, вернулось обоняние. Запахи, которые учуял Вран, заставили его сморщиться и застонать: пахло мочой вперемешку с потом, человеческими экскрементами и конным навозом. Амбре - то ещё, приведёт в чувства похлеще нашатыря. По крайней мере Вран сразу пришёл в себя, даже боль отступила на второй план. Он открыл глаза и глубоко вздохнул.

- Да прекрати ты сопеть, ублюдок! - кто-то ударил его в бок, но Вран не разозлился. Более того - он даже не заострил внимание на том, кто его оскорбил, лишь оглядел место, в котором оказался.

Коробка примерно пять на два метра, грубо сколоченная из неровных гнилых досок, между которыми пробивался внутрь тусклый свет - собственно, щели между досками были единственным источником света. Но при этом всё равно приходилось щуриться и присматриваться, чтобы хоть что-то разглядеть.

Здесь были люди. Много людей, ютившихся в этой маленькой коробочке. Грязные, давно не видавшие ни мыла, ни мочалки. Всем вокруг было наплевать на пробуждение Врана: кто-то жался к стене, стараясь что-то разглядеть в узкие щели, кто-то спал тяжёлым сном, а кто-то плакал, впрочем, тут же получая всё от того же несдержанного типа, который, по-видимому, любил тишину.

Сев, Вран задел рукой нечто вязкое и мокрое и, брезгливо отдёрнув её, тут же понял, что послужило причиной отвратительного запаха: здесь не было ничего похожего на отхожее место, и потому ходили здесь за неимением других вариантов прямо под себя.