Дети Чёрного Дракона - [15]
Шесть наиболее крепких и свирепых с виду лам подняли пленников на руки и потащили их наружу…
Здесь уже стоял ряд оседланных мохнатых животных. Трое членов первой экспедиции подъезжали к низким воротам и друг за другом исчезли в длинной дыре. Шестеро остальных усадили Шанга, Ю-Ао-Цяна и Абу-Синга на неоседланных лошадей, связав их щиколки под косматыми конскими брюхами. Гоня перед собой обреченных на смерть, миновали холодный коридор ворот и тоже выехали на наружную извилистую тропинку…
Так безотрадно кончалось предприятие пятерых «детей Дракона». Осторожные копыта лошадей сухо постукивали по узкой каменистой дорожке. Направо — бесконечно низко под ногами — шумел горный поток, рвясь сквозь разноцветные скалы, сверху казавшиеся маленькими заостренными осколками. Выше — налево — громоздились серо-желтые изгибы гор, сверкая на солнце яркими снеговыми вершинами. Шестеро монахов-дикарей с длинными ружьями, перекинутыми через седла, неуклюже тряслись друг за другом, очевидно, даже верхом предаваясь каким-то размышлениям коммерческого или религиозного характера.
Осужденные ехали впереди. Каждый китаец умеет встречать опасность с равнодушным, почти бессмысленным выражением своего пергаментного неподвижного лица. Темнокожий Абу-Синг тоже не очень боялся смерти — по крайней мере, плотно сжатые губы его широкого рта и зоркие быстрые взгляды исподлобья показывали, что он довольно спокойно относится к тому, что произойдет сейчас, — к вынужденному прыжку на острые скалы с высоты многих десятков саженей.
А это — неизбежное — было уже перед глазами. Передняя лошадь вдруг остановилась. В нескольких шагах от нее висящая в воздухе скала обрывалась вниз, в смутный водоворот чернеющих внизу камней. Это — обрыв Тан-Цы — место казней монастыря Бао-Дун.
Один из всадников подскакал к самому краю. Заглянул вниз и вернулся к пленникам. Спешившись, стал укутывать голову лошади Абу-Синга черным глухим башлыком. Пятеро остальных тоже соскочили на камни и подошли к осужденным…
В это самое время по узкой тропинке на несколько верст южнее и ниже вихрем скакал человек в нахлобученной меховой шапке, в теплой одежде местного путешественника-горца. Изредка он опускал руку за пазуху и с удовольствием ощупывал мягкую поверхность бумажного свертка и еще какие-то твердые небольшие предметы. Заглянув под белый мех шапки, мы легко узнали бы Львова, так удачно провернувшего сложную операцию кражи секретного документа.
А в другом месте, у самого монастыря, в маленьком ущелье, сдвинутом под темным ручьем, происходило другое.
Косматая лошадь без седока с седлом, сбившимся набок, стояла, понурив голову, усердно пережевывая короткую жесткую траву. Из-за поворота показалась фигура женщины в мешковатом тибетском костюме. Это — «невеста Будды», безымянная спутница пятерых «детей Черного Дракона», бежавшая во время схватки.
Она подкрадывается к лошади, берет ее под уздцы, подтягивает седло, карабкается на высокое сиденье. Почувствовав подергивание удил, лошадь подымает голову и, управляемая неопытной рукой, начинает взбираться по почти отвесной гранитной тропинке.
3. Засада в Синем ущелье
Прежде, чем перейти к дальнейшим приключениям в Тибете, обратимся к самому Китаю. Какие перемены произошли там за два месяца, протекшие со времени отъезда экспедиции?
Под голубым ярким небом, над развороченными линиями траншей, над порванными проволочными заграждениями с замолкнувшими орудиями плывут серые завесы дыма, стоны раненых, треск пулеметов. Сквозь грохот, сквозь дым, сквозь стрельбу показываются нестройные толпы солдат в изорванных американских мундирах и в китайских головных уборах, похожих на грибные шляпки. Это — отступление. Это уже не отступление, а бегство. Это генерал Чжан-Цзо-Лин гонит перед собой опрокинутые, разрозненные войска генерала У-Пей-Фу…
Дорога между лагерем У-Пей-Фу и морским портом. Ночь. По буграм и выбоинам мчится закрытый грязный авто. Вокруг — отряд китайских солдат верхами. В автомобиле — немного сгорбленный невзрачный военный с посеревшим от усталости, исхудалым лицом. Генерал У-Пей-Фу с горстью сохранивших верность солдат бежит на американский броненосец, ждущий его с опущенным китайским флагом и полупотушенными огнями.
Переворот в Пекине. Министры арестованы. Захвативший власть генерал — бывший сторонник бежавшего диктатора — советуется в уединенной комнате дворца с незнакомцем, закрывающим лицо европейской надвинутой на глаза шляпой и высоким поднятым воротником пальто. Незнакомец — глава «детей Черного Дракона». Новый правитель Китая относится к нему с покорной почтительностью, как младший к старшему. Правитель говорит:
— Отец мой Фа, первая часть дела удалась. Слуга американцев бежал, Пекин в руках «детей Черного Дракона». Но захочет ли Чжан-Цзо-Лин пойти навстречу народу? От посланных за документами нет известий. Да помогут им духи отцов отдать в наши руки документ, который должен освободить Китай…
Вернемся в Тибет. Необычайные события на обрыве горы Тан-Цы развернулись в таком порядке.
Лама, подошедший с черным башлыком к лошади Ю-Ао-Цяна, резко повернулся и накинул этот башлык на голову своего товарища, державшего под уздцы лошадь Синга. На другом конце обрыва трое лам подмяли под себя четвертого и быстро скрутили его неизвестно откуда взявшимися веревками. Такая же участь постигла плененного башлыком. Связанные, с бесформенными черными пятнами вместо лиц, извивались на камнях в то время, как остальные быстро освобождали осужденных на смерть.
