Дети белых ночей - [29]

– Ты знаешь, а я об этом тоже читал. Только в другом месте... У Фрейда.

– А кто это?

– Да так... Тоже, между прочим, врач. Только он бы тебе вряд ли понравился.

Он провожал ее до двери. И вечером перед домом всегда стояла серая «Волга» с серебряным оленем. И перед ним ей почему-то не хотелось хвастаться, что это ее машина.

– Марлен Андреевич изволили вернуться,– сказала она со странной интонацией.

– А кто это? Марлен Андреевич?

– Отец мой. Два дня ночевал в больнице. Шишка какая-то там у них в реанимации лежит. Ну ладно, я пошла.

– Давай.

И она уходила. Расставания давались им на удивление легко.

Мама приходила поздно, и на Женькины долгие прогулки внимания не обращала. Чаще всего не знала о них.

Ужинать они садились в одиннадцать. Режим был неправильный, и Флору мучила совесть.

– Не надо было меня ждать. Поел бы без меня. И спать уже давно лег.

– Зачем мне так рано ложиться? Спать, вообще, можно по четыре часа в сутки. Или по пятнадцать минут каждый час.

Но в этот вечер он вдруг у нее спросил:

– Мама, ты не против, если я стану врачом?

– Женечка,– она даже растерялась.– Но для этого надо хорошо знать химию и физику. Медведева мне сказала, что у тебя тройки. Надо бы подтянуться.

– Это ничего, мама. Я выучу.

– Попробуй, конечно. Я тут тебе ничего посоветовать не могу. Потому что, знаешь, сынок, я врачей не люблю. Мне с ними не везло ужасно.

– Ну вот, значит, я буду врачом и буду тебя лечить.

– Было бы хорошо,– с умилением глядя на Женьку, сказала растроганная Флора.– Только своих, говорят, лечить нельзя.

Настроение у него теперь преимущественно было прекрасным. Он вдруг ясно увидел перед собой конкретную цель. И оказалось, что это действительно здорово. Именно так, как говорила ему Альбина. «Где цель найти, достойную стараний?» – вспомнил он Ибсена. И сейчас ему казалось, что он нашел.

Вечером он решительно подошел к телефону, набрал Альбинин номер и попробовал говорить максимально низким голосом.

К телефону подошла Альбина.

– Марлена Андреевича, будьте добры,– сказал Женька как можно серьезнее.

– Одну минуту,– вежливо ответила она, не узнав его.

Разговор был недолгим. Марлен Андреевич был человеком очень конкретным.

– По работе я говорю на работе. Да, младший медицинский персонал всегда в дефиците. Зайдите ко мне в четыре на отделение.

Альбине он ничего рассказывать не стал. Сунул только ей в пальто записку, что сегодня его за углом не будет. Срочные дела.

Поехал на Выборгскую сторону сразу после шестого урока. В школьной форме и с портфелем. Паспорт свой он положил во внутренний карман еще вечером.

На отделение его не пустили. Хорошенькая медсестричка в белом крахмальном колпаке, надвинутом на ярчайшие голубые глаза, вежливо попросила его подождать за дверями на лестнице.

Через некоторое время она же вернулась за ним. Велела накинуть на плечи белый помятый халат и повела за собой. Резко запахло лекарствами. И этот запах перебил все остальное, что Женька боялся почувствовать. Коридор был торжественный и длинный. И Невский подумал, что для многих, кого провозят здесь на каталке, он становится последним в жизни путешествием. Что же видят тяжело больные в последний раз? И он закинул голову и посмотрел наверх. Сводчатые потолки и круглые, как чужие планеты, больничные лампы. Женька, как всегда, увлекся своими фантазиями. И поэтому неожиданно для себя оказался перед уже открытой дверью завотделением кардиологии Вихорева М. А.

Альбинин отец, монументальный мужчина с волевыми чертами не очень красивого лица, сидел за столом и очень быстро что-то писал.

– Здравствуйте, Марлен Андреевич! Это я звонил вам вчера домой. Я по поводу работы.

– Проходите. Садитесь,– не глядя, сказал Вихорев и продолжил заниматься своими делами.

Женька сел и почувствовал ужасное волнение, как будто пришел на прием к врачу и будет сейчас симулировать болезнь.

– Слушаю,– сказал Марлен Андреевич, не отрываясь от дела.

– Я по поводу работы,– повторил он.

– Я понял. А кто дал вам мой телефон? – Неожиданно он внимательно уставился на Женьку.

– Я учусь в одном классе с вашей дочерью.– Он почему-то подумал, что Альбину могут за это ругать, а потому вдруг стал ее оправдывать: – Но она не знала, что я вам буду звонить. Просто я понял, что хочу быть врачом. А начать хотел бы с азов.

– Как вас зовут? – довольно дружелюбно спросил Марлен.

– Женя Невский.

– Что-то я, по-моему, никогда о вас не слышал,– нахмурил брови Марлен Андреевич.– Вам что, Женя Невский, нравится моя дочь?

– Нет! Что вы! – возмутился Женька.– Я просто хочу быть врачом.

– Это хорошо.– В глазах у него промелькнула профессиональная ирония.– Но врачом-то я вас взять не могу. Вы же понимаете... А вот судна выносить – с превеликим удовольствием. Годится?

Потом Марлен Андреевич с чувством пожал ему руку, и Женька подумал, что отец у Альбины очень даже ничего. А потом его отправили по инстанциям. По КЗОТу работать ему можно было не более двух часов в день, как учащемуся. Но больше ему и не нужно было. В отделе кадров на него завели новенькую трудовую книжку. Кастелянша выдала бесформенный белый халат, завязывающийся сзади веревочками, и ужасный санитарский колпак.