Детектив Шафт - [4]

– Здравствуй, Шафт, – заскрипел лейтенант Андероцци, напряженно ожидая, что тот сейчас даст деру. Это был костлявый серолицый человек с острыми черными глазками, как у фокстерьера. Ростом он был не ниже Шафта – около шести футов, но гораздо тоньше. С виду лейтенант походил на складной нож для разрезания линолеума. Большой нос в виде клюва довершал сходство.

– Доброе утро, лейтенант. Что-то ты сегодня рано.

– Это смотря когда начинать. Мне сдается, уже поздно.

– Хорошо, лейтенант, что-то ты сегодня поздно.

Увидев, что Шафт и не думает бежать, Андероцци расслабился. Рядом стоял второй полицейский и смотрел куда-то поверх левого плеча Шафта. Шафт догадался, что сзади подходит третий. Он в ловушке. Из подземки валила толпа, сталкивалась с их неподвижным островом из четырех человек, и обтекала его.

– Пойдем в машину, Шафт. Мне нужно с тобой поговорить. Это всего на пару минут.

В голосе Андероцци не было ни угрозы, ни требования, звучала скорее просьба. Шафт соображал, что предпринять: послать его к черту, согласиться сразу или потянуть резину? Наконец он решил сделать беседу как можно более неприятной для лейтенанта. Он был очень зол.

– И что же случилось?

– Я скажу тебе в машине.

– Нет, здесь.

– В машине.

– Здесь.

– Нет.

– Тогда катись со своими разговорами!

Если они хотят арестовать его, пусть делают это здесь, на углу. Он не желает возвращаться в машину в теплой компании троих белых копов на виду у всей мастерской Драго.

– Шафт, – продолжал нудить Андероцци, – на две минуты.

– Я слушаю.

– Только не на улице.

– Знаешь что, лейтенант, если ты хочешь что-то мне сказать – говори. Если хочешь спросить – спрашивай. Если хочешь поговорить, позвони мне в офис, и я назначу время. Но ни тебе, ни твоим людям не удастся затащить меня в вашу машину, пока я не узнаю, зачем, куда и на какое время мы поедем. И пока у меня не будет возможности сообщить обо всем этом еще кое-кому.

– Да ладно тебе, Джон, из-за чего ты так всполошился? Расслабься.

– Ты устраиваешь за мной погоню, как будто я ограбил Федеральный банк, и еще спрашиваешь, чего я всполошился.

– Лейтенант, – подал голос один из полицейских.

– Заткнись! – резанул Андероцци. Он был острый ножик, а его подчиненный – большой кусок сыра. – Иди к машине. Оба идите.

Полицейский ушел. Шафт почувствовал, что угроза за спиной испарилась.

– Хорошо, Джон. Давай поговорим здесь. – Лейтенант не боялся, что кто-то подслушает. Он, как и его собеседник, знал в лицо всех белых и цветных в Нью-Йорке, чьих ушей стоило опасаться. Шафт и Андероцци смотрели в разные стороны. – Они ищут тебя по всему городу. Удивительно, как ты сумел добраться до центра и не встретить их.

– Я шел пешком.

– Да, видимо, поэтому. Только ты да еще восемь идиотов ходят в этом городе пешком.

– Иногда я бегаю.

– Я тоже. Так вот, я получил приказ бежать к тебе и спросить, не хотят ли они нанять тебя для чего-нибудь, о чем мне следует знать.

Лейтенант подождал, но Шафт лишь буркнул:

– Продолжай.

– Скажи мне прямо, Шафт. Что-то происходит?

– С чего ты взял?

Лейтенант Виктор Андероцци, начальник уголовного розыска 17-го отдела полиции города Нью-Йорка, тяжело вздохнул. Взяв Шафта под руку, он завернул за угол и повел его по Сорок второй улице в направлении Шестой авеню.

Два человека прогуливались под руку в центре Нью-Йорка, словно двое ученых в Сорбонне.

– Знаешь, Джон, лет тридцать назад я любил ездить на север рыбачить. Мы ездили с отцом. У нас была дырявая резиновая лодка, и я вычерпывал из нее воду консервной банкой. Мы ловили карася, окуня, леща, щука иногда попадалась... Да, в те времена я любил рыбалку. Теперь я ее ненавижу. Меня тошнит при одной мысли о рыбалке. Дело в том, что последние тридцать лет я только тем и занимался, что закидывал удочку в человеческое нутро. Я выудил кучу ржавых банок, дырявых камер и прочего дерьма.

Мимо прошла парочка голубых, которые направлялись в мужской туалет круглосуточного кинотеатра между Седьмой и Восьмой авеню. Они было заулыбались, увидев, как нежно Андероцци поддерживает Шафта под руку. Но под свирепым взглядом Андероцци их улыбки вмиг исчезли.

– Я ненавижу ловить рыбу. Но я обязан ходить на рыбалку и обязан смотреть, что там теребит мою наживку на дне черного озера.

– Как поэтично! Шекспир отдыхает, Вик.

Они стояли у магазина музыкальных инструментов и рассматривали в витрине черные и белые рояли, словно собрались купить какой-нибудь с рассрочкой в тридцать лет.

– Не смейся. Я всегда говорю так с моими детишками, прежде чем задать им хорошую норку.

– Я тебе не сынок. И ты не на рыбалке.

– Да уж!..

– Ты, наверное, не поверишь, если я скажу тебе, что сам ничего не знаю. Я знаю только, что какие-то люди из Гарлема искали меня всю ночь. Ведь ты не поверишь?

– Поверю.

– Молодец. Больше мне нечего тебе сообщить. Я сам теряюсь в догадках.

– Слушай, пойдем на другую сторону, купим жареных орешков. Я их обожаю.

Они перешли на противоположную сторону Шестой авеню, где был магазин "Лучшие орехи для вас".

– Ты что, хочешь отогнать меня подальше от Таймс-сквер? – спросил, усмехаясь, Шафт.

Лейтенант не ответил. Купив Шафту четверть фунта фисташек, а себе жареных кешью, он снова потащил его через улицу. Они пошли в Брайнт-парк, где вокруг Публичной библиотеки с ее бесценным литературным собранием спят бродяги и воркуют гомосексуалисты.