Детектив перед сном - [7]

Джордж Абернати два года назад получил назначение на должность начальника полицейского участка в Крайстчерче и вскоре после этого был избран председателем союза «Форель». И это он внес предложение очистить Оук-ривер от тины и грязи и запустить несколько десятков килограммов мальков. На соревнованиях рыболовов в прошлом году Джордж Абернати занял первое место.

Кроме того, Джордж Абернати усердно занимался изучением родного края и многие часы проводил в городском архиве, роясь в старых рукописях и письменах. И не так давно он сделал великое открытие, установив, что в шестнадцатом веке Крайстчерч оказался рекордсменом по уничтожению ведьм. Ровно двести двадцать семь ведьм различного возраста были или сожжены на костре, или утоплены в Оук-ривер — показатель, которым не мог похвастаться ни один город в графстве.

Естественно, каждый приезжий мог с полным правом спросить: откуда же инспектор берет время для своих исследований и занятий спортом? Но местные жители над этим вопросом голову не ломали. Они знали, что в их родном городке преступления совершаться не могут. Помнили, конечно, о краже велосипеда в прошлом году и о разбитом стекле в церкви. Но это в счет не шло. Велосипед украл какой-то бродяга, а стекло разбил подвыпивший кузнец — этим актом он пытался отомстить сварливой, как Ксантиппа, жене, но с пьяных глаз перепутал церковь со своим домом. На следующее утро он сам явился в полицейский участок и чистосердечно покаялся в содеянном.

Поэтому неудивительно, что Чэд, переступив порог служебного помещения, не нашел там ни одной живой души. Зато он заметил на полу большой лист бумаги, на котором было написано: «Я — на реке».

Выйдя через заднюю дверь, Чэд прошел по саду к реке. Полицейский инспектор сидел на берегу на раскладном стульчике с удочкой в руке и с философским спокойствием следил за поплавком. Чэд тихо подкрался и с такой силой ударил инспектора по плечу, что тот едва не свалился в воду.

С Джорджем Абернати Чэд был знаком с самого начала войны. Они вместе служили в одном подразделении и были хорошими друзьями. По совету Джорджа Чэд и арендовал Касл-Хоум.

Инспектор был толстощекий, упитанный и добродушный человек лет сорока Расстегнутый воротничок форменной рубашки позволял предположить, что, несмотря на свою профессию, Джордж был совершенно лишен воинствующей жилки, и это предположение было верным в любом отношении.

Свою карьеру Джордж Абернати начал чиновником уголовной полиции в Глазго, и из него, возможно, получился бы со временем знаменитый сыщик, если бы не пуля гангстера, которая чуть было не отправила его к праотцам. После этого случая Джордж попросил своего дядюшку, начальника полиции в Глазго, о переводе в более спокойное место, где нет никаких гангстеров. Дядюшка, не лишенный юмора человек, запросил в архиве данные о количестве преступлений в различных уголках Шотландии и к своему собственному удивлению констатировал, что Крайстчерч остался в стороне от всех пороков, присущих двадцатому столетию.

Вот какими судьбами Джордж Абернати очутился в Крайстчерче; глубокий покой и гармония, царившие в местечке, были именно тем, чего он так страстно желал.

А теперь вот перед ним очутился Чэд и, держа в руке серебряный молочник, говорил с удивительным спокойствием:

— В эти сливки насыпан яд, дружище, кто-то хотел спровадить меня на тот свет.

— В Крайстчерче такого не бывает, — равнодушно ответил Джордж Абернати.

— Сегодня, среди ночи, когда я спал, — Чэд вынул из портфеля фарфоровую фигурку с красной шеей, — кто-то проскользнул в мою комнату и поснимал головы со всех таких фигурок.

Джордж ненадолго задумался, а потом снова отрицательно помотал головой:

— Ты заблуждаешься, Чэд. Клиники для душевнобольных нет ни в Крайстчерче, ни в его окрестностях, поэтому в твою спальню забраться никто не мог, — ловким движением, позволявшим судить о его богатой практике, он подсек рыбу и самодовольно заметил: — Ерш! Думаю, граммов на двести.

У Чэда наконец лопнуло терпение, и он рассказал своему другу все, что приключилось с ним в Касл-Хоуме.

Джордж Абернати словно застыл на своем стульчике, потом протяжно и смиренно вздохнул, застегнул воротник форменной рубашки и поднялся с таким огорченным видом, какой может быть только у человека, чувствующего, что скоро в корне изменится весь размеренный уклад его жизни.

— Рано или поздно это должно было случиться, — заметил он. — Злое предчувствие уже давно нашептывает мне об этом.

— Что за злое предчувствие?

— Пойдем выпьем по стаканчику портера, а потом я тебе расскажу, почему я больше не доверяю спокойствию, царящему в нашем мирном и добром Крайстчерче. Это спокойствие просто противоестественно. Так же противоестественно, как если бы красноперка, выпущенная в пруд со щуками, подохла лет через десять естественной смертью. Подобных казусов не бывает.

За стаканчиком инспектор рассказал, почему его грызет злое предчувствие.

— Представь себе, когда два года назад меня перевели в Крайстчерч, я был счастлив до невозможности. Был рад, что удалось улизнуть из Глазго. Я не мог забыть, как один из гангстеров продырявил меня насквозь. Вот сюда пуля вошла, — он показал на грудь, — а отсюда вышла, — он показал на спину. — В Крайстчерче таких вещей не случалось. В худшем случае какой-нибудь турист попадет в автомобильную аварию или произойдет безобидная потасовка. На этом все и оканчивалось. И тогда я сказал себе: «Это место словно создано для тебя, Джордж; охранять закон в таком городке — сплошное удовольствие». Собственно говоря, мне и жалование-то получать было не за что. Но потом мне стало страшно.