Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [88]

— Немедленно отозвать контрольно-ревизионные комиссии с заводов! Не до контроля! Лишь бы давали снаряжение для армии!

— А как сведем бюджет, Александр Иванович? Вы же знаете, каков у нас дефицит бюджета…

— Знаю, но сейчас надо брать любой заем за границей, открыто объяснять союзникам, что, если они не помогут, Россия выйдет из войны и им придется платить вдесятеро больше из своих бюджетов, чтобы сдержать немца, у которого развяжутся руки на востоке… Главное — насытить внутренний рынок продуктами питания и первого спроса! Нельзя далее злоупотреблять долготерпением народа! Мы трагично терпеливы, унизительно терпеливы, но сколько ж можно играть на этой ужасающей слабости нации?!

— Александр Иванович, я ваш союзник. Если министр скажет мне… Пусть не говорит, ладно, пусть хоть намекнет на то, что ревизии надо приостановить — я это сделаю сей же миг, этим же вечером мои янычары вернутся в департамент, этим же! И подскажите министру, что если я не прибавлю им хоть малость к окладу… Люди прозябают в нужде, а когда государев чиновник недоедает, жди беды… Это пострашнее открытого бунта… Это имперский саботаж, Александр Иванович…

Министр торговли и промышленности, гофмейстер, князь Всеволод Николаевич Шаховской, потомок декабристов, сын одного из управляющих государственным банком империи, принял Гучкова, как и полагается, со сдержанным, но в то же время искренним корпоративным дружеством (оба как-никак миллионщики), попросил секретаря приготовить кофе и после обязательных в таких случаях пристрельных обменов ничего не значащими вопросами приготовился слушать Гучкова, хотя от директора департамента Игоря Васильевича получил подробнейшую информацию о беседе и прекрасным образом был подготовлен к ответам на все возможные вопросы "промышленно-капиталистического бунтаря".

Вглядываясь в осунувшееся, породистое лицо Гучкова, согласно, с дружеским сочувствием кивая Александру Ивановичу, князь вспоминал, как совсем недавно он молил государя ни в коем случае не пускать этого крайне опасного человека в состав кабинета министров, поскольку поступки его непредсказуемы и совершенно нельзя быть убежденным в том, что министерский портфель понудит его соблюдать осторожность в публичном выражении своих мыслей.

Видя, что государь, как обычно, согласно кивает головой, не говорит ни "да" ни "нет", все пытается сгладить и примирить, Шаховской, слыхавший о предложении ввести Гучкова в правительство от единственного "столыпинца" в кабинете Кривошеина, нажал: "Совместная работа с республиканским якобинцем невозможна, тем более если его друг генерал Поливанов возглавит военное министерство — вся сила окажется у них в руках". Государь снова ничего не ответил, по-прежнему загадочно улыбаясь, задал ничего не значащие вопросы, и только в самом конце аудиенции сухо заметил: "Гучков — мой личный враг, князь. Никогда он не будет в правительстве, это невозможно".

— Ах, милый Александр Иванович, — выслушав Гучкова, мягко ответил князь, — до чего же я сочувствую всему тому, что вы сказали! Вы словно бы мысли мои читаете… Но поскольку именно вы с Пал Николаичем Милюковым требуете ответственного министерства, не начать ли нам всерьез думать о нем, поручив министру Протопопову отвечать за порядок в столицах? Мне — за бюджет. Вам — за размещение военных заказов на заводах?

— Вы изволите шутить, Всеволод Николаевич?

Во взгляде Гучкова было столько ярости, с трудом сдерживаемой, что князь счел необходимым отыграть: с этого хватит передать газетчикам в подробности весь разговор, да еще своего яду добавит, ибо считает Протопопова немецким шпионом.

— Ситуация в державе такова, что не до шуток. Положение крайне тревожное, мы едины с вами в оценке момента, но, право же, Протопопов, как обычно, делает не то, что надо, и не с теми, с кем следовало бы… Я сторонник твердых мер, как и вы, Александр Иванович, но…

Гучков перебил:

— Что значит "твердые меры"? Диктатура?

— Нет… Боюсь, что это вызовет крайне резкую реакцию масс… Я бы сказал иначе: абсолютный порядок, подобный механизму часов.

— Думаете получить часовой механизм, мучая заводы ревизиями?

— Я? — Князь искренне удивился. — Ко мне обратилось министерство финансов, поддержанное военными, контролерами, ведомствами, государственным банком… Это же комплексная ревизия. Я, пожалуй, мог бы пойти вам навстречу, согласуй вы это дело с финансистами…

— Готовы продиктовать такого рода письмо?

Шаховской пожал плечами:

— Недостаточно моего слова?

— Мне — достаточно… А вот вашим коллегам по кабинету — не убежден. Без бумажки таракашка, а с бумажкой человек…

Князь вздохнул:

— В этом смысле вы, к величайшему сожалению, совершенно правы… Нас всех поедом ест чиновничий бюрократизм… Хорошо, Александр Иванович, я немедленно переговорю с коллегами. Верьте мне — я ваш союзник.

Это столь неосторожно сорвавшееся с языка слово сразу же позволило Гучкову просчитать, что директор департамента передал весь их разговор министру; продолжается липкоунылая игра; не ведают, что творят, воистину. Или они так глупы, что не понимают ситуации в стране? Или же лишены чувства страха? Значит, больны психически? Все как один хотят угодить царствующему мнению, не понимая, что уже смолят веревки, на которых всех их будут вешать, — и меня заодно с ними, вот в чем ужас.