Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [46]

Грегори поднял глаза на главного инспектора, ничего не понимая.

— Предположительно он возвращался порожняком в Тимбридж-Уэллс. У Мейлера там база, — сказал Шеппард. — Около ста машин. Они развозят продукты, главным образом мясо и рыбу в авторефрижераторах. Ездят всегда ночью, чтобы доставлять товар по утрам. Отправляются в путь поздним вечером, вдвоем, шофер с помощником.

— Здесь сказано только о шофере, — медленно произнес Грегори. Он все еще ничего не понимал.

— Да, потому что, добравшись до цели, шофер оставляет помощника, чтобы тот помогал при переноске товара на склад, и возвращается один.

— Помощнику повезло, — безразличным тоном проговорил Грегори.

— Вероятно. Труд этих людей не легок. Они ездят в любую погоду. Обслуживают четыре трассы, напоминающие в плане крест: на севере Броумли и Лоуверинг, на востоке Дувр, на западе Хоршем и Люис, а на юге Брайтон.

— Что это означает? — спросил Грегори.

— У каждого шофера свое расписание. Они ездят каждую третью или каждую пятую ночь. Если условия тяжелые, то получают дополнительные отгулы. Этой зимой им не везло. Начало января выдалось бесснежным, помните? Осадки начались только в третьей декаде, а в феврале они были уже значительными. Чем большие трудности с уборкой снега возникали у дорожной службы, тем меньшей становилась средняя путевая скорость машин. С шестидесяти километров в час в начале января она снизилась до сорока в феврале, а в марте начались оттепели и гололед, так что скорость упала еще на десять километров…

— Для чего вы это рассказываете… — сдавленным голосом произнес Грегори. Широко расставленными руками он оперся о стол и смотрел на Шеппарда. Тот поднял на него глаза и спокойно спросил:

— Вы когда-нибудь водили машину в густом тумане?

— Водил. А что?..

— Значит, вы знаете, какое это изнурительное занятие. Часами приходится всматриваться в густое молоко за стеклом. Некоторые открывают дверцу и смотрят на дорогу сбоку, но и это не помогает. Ширина шоссе ощущается только интуитивно, туман поглощает свет фар, в результате непонятно, едешь ли вперед, в сторону или вверх, туман плывет, движется, глаза слезятся от напряженного всматривания. Через какое-то время наступает состояние, в котором видятся удивительные вещи… Какие-то шествия теней, какие-то знаки, подаваемые из глубины тумана, в темной кабине невозможно что-либо различить, утрачивается ощущение собственного тела, неизвестно, лежат ли еще руки на баранке, человека охватывает апатия, из которой его выводит страх. Едешь, обливаясь потом, слыша лишь однообразный шум мотора, попеременно то засыпая, то просыпаясь в спазматической судороге. Это как кошмар. Вы только представьте себе, что издавна вас одолевают странные образы, странные мысли, такие, которые вы никому не решились бы поверить… может быть, это мысли о мире, о том, как он невероятен, каким может быть, о том, как следовало бы поступать с иными людьми при жизни… или после смерти. Наяву, днем, в работе, вы отдаете себе отчет в том, что это бредовые видения, фантасмагория, вы запрещаете себе думать о них, как всякий нормальный человек. Но эти мысли живут в вашей душе, являются ночью, обретают характер навязчивой идеи. Вы учитесь скрывать их, вы заботитесь о том, чтобы никто их не узнал, чтобы ни один из глупцов не пронюхал об этом, это могло бы вам повредить. Вы ничем не должны отличаться от других. Потом вы получаете особую, хорошо оплачиваемую работу, которая требует ночного бодрствования, полного напряженного внимания. Ночами, по пустынным местам вы ведете громадный восьмитонный грузовик, у вас много, очень много времени для размышлений, особенно когда вы едете один, без напарника, и не можете вернуться к тривиальной реальности, отзываясь на его реплики, разговаривая о тех мелких, банальных вещах, которые другим людям заполняют жизнь, в то время как вы… И так вы курсируете долго, покуда пройдет осень и наступит зима. Тогда вы первый раз въезжаете в туман. Вы пытаетесь отогнать бредовые видения, останавливаете машину, выходите, натираете лицо и лоб снегом, едете дальше. Проходят часы в тумане. Молоко, густое молоко, бесконечная, разлитая вокруг белизна, словно никогда не существовало обычных дорог, грязных, освещенных улиц, маленьких местечек, домов. Вы один, вечно один со своим темным, неуклюжим грузовиком, из черной кабины вы смотрите вперед, мигая, силясь отогнать то, что возникает все отчетливее, все назойливее. Вы едете, и это продолжается, может быть, час, может, два, может, три часа, пока не наступает минута, когда это становится неодолимым, это захватывает вас, становится вашей сутью, и уже все в порядке, вы точно знаете, что следует теперь предпринять… Остановив машину, вы высаживаетесь из нее…

— Что вы говорите! — выкрикнул Грегори. Он дрожал.

— На базе работают двести восемнадцать шоферов. В таком скоплении людей всегда найдется один, который… который немножко отличается от других? Который, скажем, не совсем здоров? Что вы об этом думаете?

Голос Шеппарда был по-прежнему спокоен, он говорил размеренно, почти монотонно, но в этом ощущалось нечто безжалостное.