Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [134]

Между тем наша жизнь понемногу налаживалась, и, собравшись с силами, мы приступили к продолжению занятий царевича и двух великих княжон. Уроки начинались в девять часов утра и прекращались в одиннадцать часов, перед полуденной прогулкой, в которой принимал всегда участие император. За отсутствием классной комнаты занятия происходили в большой зале первого этажа, у Алексея Николаевича, или в моей комнате. В час дня все собирались к завтраку. Однако, когда императрица чувствовала себя нездоровою, она часто завтракала и обедала у себя с Алексеем Николаевичем. Около двух часов мы выходили опять и до четырех часов гуляли или играли. Император сильно страдал от недостатка физических упражнений. Полковник Кобылинский, которому он жаловался на это, распорядился доставить березовые бревна, купил пилы и топоры, и мы могли приготовлять дрова, в которых была надобность для кухни и для печей. Это было одним из больших наших развлечений на свежем воздухе во время нашего пребывания в заключении в Тобольске, и великие княжны также пристрастились к этому новому спорту. После чая занятия возобновлялись и оканчивались в шесть часов. Обед был часом позже, после чего шли пить кофе наверх, в большую залу. Мы все приглашались провести время с императорской семьей, и вскоре это вошло в привычку для многих из нас. Устраивали игры и старались найти развлечения, чтобы разнообразить монотонность нашего пребывания в заключении. С наступлением сильных холодов большая зала стала необитаемой, и мы находили убежище в соседней комнате, служившей салоном Ее Величества, — единственной комфортабельно обставленной комнате в доме. Император часто читал вслух, в то время как великие княжны шили или играли с нами. Императрица играла обыкновенно одну или две партии в безик с генералом Татищевым и затем, в свою очередь, принималась за работу или лежала на своей кушетке. В такой мирной семейной обстановке мы проводили долгие зимние вечера, как будто потерянные в этой необъятной далекой Сибири. Одним из высших лишений во время пребывания нашего в заключении и в Тобольске было почти абсолютное отсутствие известий. Письма доходили до нас очень нерегулярно и с большими опозданиями. Что касается журналов, то мы были ограничены негодным местным листком, печатавшимся на оберточной бумаге, в котором были только старые телеграммы, за несколько дней, чаще всего измененные и сокращенные. Император, однако, с тоскою следил за событиями, происходившими в России. Он понимал, что страна стремилась к гибели. Один момент надежда к нему возвратилась, когда генерал Корнилов предложил Керенскому выступить на Петроград, чтобы положить конец агитации большевиков, которая становилась все более и более угрожающей. Его печаль была неизмерима, когда стало видно, что Временное правительство отстранило эту последнюю возможность спасения. Это было, как он и понимал, единственное средство избежать, быть может, угрожающей катастрофы. Я услышал тогда в первый раз, что император пожалел о своем отречении от престола. Он принял это решение в надежде, что лица, которые желали его удаления, могли быть способны успешно окончить войну и спасти Россию. Он опасался, чтобы его сопротивление не было причиною гражданской войны, в присутствии неприятеля, и он не желал, чтобы кровь даже одного русского была бы пролита из-за него. (…) Теперь император страдал, видя, что его отречение не принесло пользы и что, имея в виду только благо родины, он, в действительности, повредил ей своим уходом. Эта мысль должна была часто преследовать и стать для него впоследствии причиною больших нравственных страданий.

Около 15 ноября мы узнали, что Временное правительство было свергнуто и что большевики захватили власть. Это обстоятельство не отразилось непосредственно на нашей жизни, и только через несколько месяцев, как мы увидим, нами решили заняться.

Проходили недели, и новости, доходившие до нас, становились все хуже и хуже. Нам, во всяком случае, было трудно следить за событиями и уяснить их значение, потому что данные, которыми мы располагали, не давали нам возможности ни понять причин событий, ни уяснить их последствий.

Мы были так далеки и в таком изолированном положении от всего мира! Если мы еще имели возможность знать, что происходит в России, то мы почти ничего не знали относительно Европы.

Между тем доктрины большевиков начали свою работу по дезорганизации в отряде, который нас охранял и который до того времени довольно хорошо противостоял дезорганизации. Он состоял из самых различных элементов: солдаты 1-го и 4-го полков были в большинстве очень расположены к царскому семейству, и особенно к детям. Великие княжны с чарующей простотою любили говорить с этими людьми, которые, как и они, чувствовали себя еще связанными с прошлым. Они расспрашивали об их семействах, их деревнях или о сражениях, в которых они принимали участие во время великой войны. Алексей Николаевич, который оставался для них "наследником", тоже пользовался их расположением, и они старались сделать ему удовольствие и доставить ему развлечение. Часть охраны от 4-го полка, состоявшая почти исключительно из старших возрастов, особенно обнаруживала свою привязанность к царской семье, и для всей семьи было радостно видеть этих честных людей в карауле. В эти дни император и дети тайно ходили в помещение караула и разговаривали или играли в домики с солдатами, из которых никогда ни один не позволял себе отступить от самой строгой корректности. Однажды они были удивлены комиссаром Панкратовым, который остановился изумленный у порога двери, наблюдая через свои очки неожиданное зрелище. Император, видя его смущенный вид, сделал ему знак войти и сесть за стол. Комиссар, однако, чувствовал себя очень неловко, пробормотал несколько непонятных слов и, повернувшись на своих каблуках, был этим совершенно поставлен в тупик.