Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990) - [123]

Это — рана на совести. Разумеется, время залечит эту рану, как и все раны, но важно, что время лечит ее, а не ты, не твое оправдание. Сам ты простишь падение другого, если он своей последующей жизнью докажет, что достоин этого, но сам себя ты не оправдаешь, потому что тот золотой свой день все-таки ты сам загубил. Такое сознание будет укреп-пять мускулы ответственности в нашем столь безответственном мире.

Когда я вижу, с какой живой злостью некоторые наши либералы разоблачают корыстолюбивую подлость того или иного человека, я не могу освободиться от назойливой догадки, что они тайно завидуют этому человеку: и мы могли бы, а вот не позволили себе… Мне всегда хочется сказать такому либералу: "Согреши, милый, согреши 44 успокойся…" Острие нравственной требовательности духовно развитого человека всегда должно быть направлено на самого себя.

Не только для оступившегося человека, но и для человека, погрязшего в низости, надо всегда оставлять шанс на возможность возрождения. Так подсказывает чувство справедливости, и нет спокойствия души, если этот шанс не оставлен падшим. Разумеется, этим могут воспользоваться подлецы, но и терпимость и снисходительность небеспредельны, и живой разум и здравый смысл в каждом конкретном случае подскажут нам границы терпимости.

Благородство — высшая доблесть человека. Благородство — это отказ от причитающейся тебе выгоды в пользу недоказуемой, но существующей справедливости. Благородство — это поправка бога к общечеловеческой морали. Во многих случаях жизни обычной логики бывает недостаточно, чтобы поступить истинно справедливо, и тут человеку приоткрывается высшая логика, логика благородства.

В том, что это слово сейчас звучит старомодно, раскрывается величайший порок цивилизации. Сегодня мы со всей безусловностью можем сказать, что огромное большинство людей устроено так, что человек больше стыдится выглядеть глупым, чем подлым. Это многовековая накипь общественного мнения, созданная самим ходом цивилизации. По-видимому, первичный толчок был правильным, то есть он стимулировал в людях смекалку, любознательность, переимчивость, остроту памяти. Все это хорошо, но дело зашло слишком далеко: человек больше стыдится выглядеть глупым, чем подлым. Почему люди так часто стыдятся признать, что они чего-то не знают? Более того, почему так много людей судят и даже осуждают то, чего они не знают?

Если смысл нашей жизни действительно в том, чтобы от общественной системы А дойти до общественной системы Б, то действительно все, что служит быстрейшему прохождению этого исторического отрезка, оправданно.

Конечно, цинизм дошел до того, что об этом уже никто не думает, но в свое время многие легковерные люди поддавались на эту удочку и делали подлости, до которых своим умом в более нормальных исторических условиях не дошли бы. Во имя рационалистической идеи, во имя более разумного ведения сельского хозяйства мы переворошили все хозяйство страны, обрекли на голодную смерть и высылку в Сибирь миллионы ни в чем не повинных крестьян. И что же?! Через пятьдесят лет победоносной коллективизации мы стоим с протянутой рукой перед ненавистной Америкой и просим у нее хлеб.

Сколько низостей предписывала человеку рационалистическая идея: от безусловного поощрения доносов до публичного отречения от родителей!

Подобно тому как есть люди высокой и мощной духовной организации, так же есть люди с природной наклонностью к злу, нравственные уроды.

Это понятно каждому. Менее понятно другое. Огромному большинству людей свойственна уклончивость нравственного облика, достаточная подвижность представлений о добре и зле, стремление примкнуть к силе, к господствующей идее, то есть то, что сегодня называют конформизмом. Они более или менее легко кристаллизуются в заданном направлении. Такова их природа. И хотя эта природа мне не нравится, я понимаю, что это их естественное состояние на сегодняшний день и другим оно не может быть. Они сегодня пассивно служат злу, они кристаллизовались в этом направлении, такими их сделали исторические обстоятельства.

И именно поэтому весь наш гнев должен быть направлен против этих исторических обстоятельств, которые их сделали такими.

При иных исторических обстоятельствах, может быть, с большей охотой и естественностью они будут служить добру и даже проявлять в этом служении большую активность, как это мы наблюдали в демократических странах, где простые люди без всякой указки сверху довольно часто выступают в защиту своих экономических прав и, что еще важнее, в защиту попранного человеческого достоинства не только в своей стране, но и в других странах.

Пассивное служение злу большинства простых людей в деспотических странах тоже небеспредельно. Слишком явные формы духовного распада не могут не вызывать отвращение у наиболее чутких из них, и в конце концов происходит переориентация души от пассивного неприятия зла до активной борьбы с ним, особенно если сдавливающие клещи деспотии ослабевают.

Именно этот процесс происходит в России после XX съезда. Но дьявол и тут не дремлет!

В борьбе с разоблаченным чудовищем рационалистической системы сталинизма выковывается новая рационалистическая идея, на этот раз, оказывается, хорошая, правильная. Оказывается, все дело в том, что надо двигаться не к бесклассовому обществу, как думали раньше, а надо двигаться к демократии. Но ведь и раньше говорили, что от прогнившей монархии, которая привела к убийству миллионов людей в первую мировую войну, надо двигаться к социализму, к бесклассовому обществу, где всего этого не будет. Оказывается, от точки А надо двигаться не к точке Б, а к точке В.