Детектив и политика 1991 №4(14) - [99]

По сути, венгерское восстание — первый восточноевропейский вызов советской империи (если не считать рабочих беспорядков в Восточной Германии летом 1953 года, которые носили все-таки скорее экономический характер): с равными промежутками в 12 лет такие восстания повторятся в 1968 году в Праге и в 1980-м в Гданьске и Варшаве. Если польский раскол самый массовый и длительный и фактически по сию пору до конца не разрешен, несмотря на военный переворот генерала Войцеха Ярузельского, если чехословацкий вызов опасен тем, что зародился в рядах правящей партии и исходил от коммунистов, то отличительными чертами Венгерской революции были ее радикализм, непримиримость и вооруженный, брутальный характер. Вот почему эта трагическая революция вызывает скорее сочувствие, чем восхищение. В отличие от Пражской весны и польской профсоюзной анархии, в Венгрии произошло настоящее вооруженное восстание против русских и их туземных коллаборационистов: улицы залила кровь, иногда совершенно невинная, как, например, во время массового линчевания разъяренной чернью партийных активистов и новобранцев секретной полиции на площади Республики, а венгерский премьер Имре Надь успел под народным давлением в несколько отпущенных ему судьбой, историей и Кремлем дней вручить советскому послу Андропову заявление о выходе Венгрии из Варшавского пакта и ее нейтралитете и сообщить по радио всему миру о войне между венграми и русскими. Эти несколько решающих дней в самом начале ноября 1956 года потребовали от Андропова необычайного напряжения всех способностей — железной воли, мгновенной сообразительности, абсолютного цинизма, самообладания, риска и беспощадности. Не обладая этими качествами, он лично ничего бы не выиграл от венгерского проигрыша русским, даже если бы Венгерская революция все равно была раздавлена советскими танками.

Однако именно биографу менее всего пристало, игнорируя роль личности, склоняться к историческому детерминизму и выдавать случившееся за неизбежное, уж коли оно случилось. Если заслуги Андропова в подавлении Венгерской революции были настолько велики, что обеспечили ему восхищение обоих советских лидеров, Хрущева и Брежнева, и стремительное продвижение по служебной лестнице, то закономерен вопрос: а был бы подавлен венгерский бунт без Андропова? Но начать нам придется с другого, более сложного и тонкого вопроса — возник ли бы он вообще, этот бунт, если бы не тайная деятельность и двусмысленная роль советского посла в Венгрии Юрия Андропова? Как читатели сейчас увидят, у его биографов есть веские основания такой вопрос поставить.

Незадолго до назначения в Венгрию — сначала советником, а спустя несколько месяцев послом — Андропов был послан в служебную командировку в Восточную Германию, где на его глазах и, возможно, не без его участия советские оккупационные войска жестоко подавили рабочий бунт 17 июня 1953 года: 267 мужчин и женщин погибли в уличных боях, сотни ранены, 18 приговорены к смерти военными трибуналами и казнены, а больше 1110 человек брошены за решетку. Это было крушение идеологических иллюзий левой немецкой интеллигенции, которая после второй мировой войны вернулась из эмиграции в "лучшую из Германий", а увидела в ней коммунистический эрзац Пруссии. Знаменитый немецкий драматург Бертольд Брехт написал вослед восстанию горькую эпитафию:

После 17 июня
Секретарю Союза писателей
Принесли найденные на аллее Сталина
листовки,
В которых говорилось, что народ
Потерял доверие правительства
И лишь созидательным трудом
Может вновь обрести его.
Правителям, наверное, было бы проще
Освободить этот народ от обязанностей
И подыскать себе другой.

Естественно, что вожди советской империи извлекли из этого восстания совсем иной урок, чем левые немецкие антифашисты, — необходимости более жесткого курса по отношению к непокорному восточноевропейскому стану. Тем более поразительно, что буквально через несколько дней после подавления берлинского бунта Москва вызвала венгерских руководителей во главе с партийным боссом и премьером Матиасом Ракоши и устроила им начальственную головомойку за жесткие методы управления, недостаточную гибкость, насильственную коллективизацию, экономические ошибки и даже за нарушения законности и аресты невинных людей. Процесс десталинизации в советской империи начался, таким образом, с Венгрии, с почти трехлетним опережением не только других восточноевропейских вассалов Москвы, но и самой метрополии. XX антисталинский съезд состоялся только в феврале 1956 года.

Чем объяснить, что пионером антисталинского движения Кремль избрал именно Венгрию? Более жестоким, чем в других государствах-спутниках, режимом? Большей приверженностью венгерского руководства сталинизму? Большим размахом репрессий? По всем этим параметрам Венгрия среди других восточноевропейских стран находилась где-то посередине, мало чем от них отличаясь. Но дело все в том, что в отличие от других восточноевропейских сталинистов Матиас Ракоши, отсидевший 16 лет в хортистских тюрьмах и вымененный Кремлем на несколько полковых знамен-реликвий, которые русская армия захватила во время подавления Венгерской революции 1848–1849 годов, был по происхождению евреем. Перед кремлевскими вождями во время встречи с венгерской делегацией лежали копии подробного отчета о положении в Венгрии, который составил предшественник Андропова, тогдашний советский посол в Будапеште Евгений Киселев. В отчете черным по белому указывалось, будто главная беда Венгрии в том, что ею управляют четыре человека, и все они, во главе с Ракоши, евреи.