Детектив и политика 1991 №4(14) - [36]

Мотор затих, фары погасли, но никто не вышел.

Я оперся левой рукой о колено, чтобы быть устойчивее при стрельбе. Стоявший справа Патрик сделал знак, который я расценил как призыв к спокойствию.

Потом мы услышали скрип открываемой дверцы. Она отворилась медленно, как во сне, и оттуда показалась нога, а за ней темное пальто. И наконец неровный блеющий голос разорвал зловещую тишь, окутавшую квартал:

— Черт побери!

Раздался металлический звук — похоже, этот тип уронил ключи. Он нагнулся, голова его скрылась за машиной. Несколько секунд он шарил под ней, и наконец радостный возглас известил нас о том, что он нашел свое добро.

Силуэт выпрямился и, пошатываясь, удалился. При свете фонаря можно было увидеть, что человек высок и худ; он весело напевал какую-то мелодию, немилосердно фальшивя. Этот пьянчуга шел к своему дому целую вечность. Еще несколько долгих минут его голос смущал молчание улицы. Когда он затих, Патрик выпрямился, и мы продолжили путь к дому № 34.

В горле у меня пересохло. Я бы многое сейчас отдал, лишь бы влить в себя стаканчик чего-нибудь покрепче!

Дом № 34 оказался старой развалюхой. Справа и слева от него тянулся пустырь. Ох и надоели же мне эти старые сараи, на всю жизнь я их навидался!

Патрик застыл на месте, озирая окрестности. Потом сделал несколько шагов и подошел к подъезду. На входной двери даже ручки не было. Он просто толкнул ее. Дверь не заскрипела, и я отметил, что это первый пробел в нашей серии штампов из фильма ужасов.

Через минуту — было уже полшестого — я услышал легкий свист и в свою очередь двинулся к дому.

Патрик стоял в глубине большой комнаты, держа в руке электрический фонарь. Видно, он все же был предусмотрительнее, чем я думал.

Он указал мне на низенькую стенку или, вернее, остатки перегородки и укрылся за ней. Но перед этим отдал мне свой фонарь. Я поставил его наземь, у ног.

При тусклом свете я оглядел помещение, в котором очутился. Это был скорее зал, чем комната. Не меньше ста квадратных метров. Что же здесь находилось когда-то — ресторан? Склад? Невозможно угадать. В окнах кое-где остались стекла, местами покрытые синей краской. Память о последней войне. Дверь, в которую я вошел, была как будто единственной. В глубине смутно виднелись обломки штукатурки, камни и прочий мусор. Второго этажа в доме не было — или же он давно обвалился, — и потолком служила голая крыша. Кое-где в ее дырах просвечивало небо.

Я положил один на другой два кирпича и присел на них. Бросил взгляд на часы — пожалуй, сотый за эту четверть часа. Было без пяти шесть.

Патрик затих, и мне захотелось убедиться в его присутствии. Но в последний момент я отказался от своего намерения, решив, что нужно держать себя в руках, не распускаться ни на миг. Чтобы избежать накладки или ошибки. Мне предстояла большая работа.

Внезапный шорох заставил меня вздрогнуть. Но это оказалась кошка, у которой, слава богу, хватило ума показаться, чтобы не держать меня в напряжении.

Ровно в шесть послышался отдаленный звон с колокольни. Я встал, стиснув пальцы на рукоятке револьвера.

Прошло еще несколько минут. Я кружил по комнате, втянув голову в плечи, чтобы спастись от утреннего холода. Бертье опаздывал. Или же решил не приходить… Лично меня это вполне устраивало. А если уж совсем откровенно, то я охотно драпанул бы отсюда со всех ног!

В тот миг, когда я уже решил, что дело сорвалось, негромкий треск заставил меня вскинуть голову. Это было эхо, которое я сперва воспринял как звук, идущий сверху. В десяти шагах от меня стоял Бертье в куртке-"дутике". Держа руки в карманах. Как и я.

Ом стоял не двигаясь. Я видел только его глаза: настороженный взгляд метался от меня к потолку, от потолка вдоль стен и опять ко мне.

Казалось, осмотр успокоил его, и он слегка расслабился. Я почувствовал это по тому, как обмякли его плечи. Едва заметно.

Он впился в меня взглядом.

— Ну, вы хотели меня видеть? Очень кстати, я тоже этого хотел.

Я поднял фонарь и направил на него. Изо всех сил стиснув зубы, чтобы придать себе мужества. И чтобы голос мой не дрожал и звучал как можно внушительней, угрожал, пугал.

Я уже собирался заговорить, но тут у меня за спиной послышалось движение. Не успел я понять, что происходит, как сзади прогремело несколько выстрелов.

Застыв от ужаса, я мог только беспомощно смотреть на расстрел Бертье. Его словно подбросило вверх, потом откинуло назад, тело на миг замерло под градом всаженных в него пуль. Я инстинктивно швырнул подальше фонарь. Он откатился куда-то в мусор, но не разбился, а встал вертикально, и его луч осветил крышу.

Бертье взглянул на меня вылезшими из орбит глазами; у него было снесено чуть ли не полчерепа, кровь и мозг, брызнувшие из раны, залили ему лицо.

Пока его тело медленно оседало на пол в тишине, сменившей гром выстрелов, я вдруг услыхал свое собственное имя, выкрикиваемое голосом, хорошо мне знакомым, но это не был голос Патрика.

— Ноблар, руки вверх, бросьте оружие, вы окружены!

Кто-то промчался мимо, и я рухнул на пол. Наверное, меня толкнули на бегу. Как в сонном кошмаре, я поднялся неестественно медленно, словно преодолевая смертельную усталость. И тут только заметил, что перестрелка возобновилась. Я был ранен, как мне показалось, в бок.