Детектив и политика 1991 №4(14) - [32]

— Не делай из меня шлюху, очень тебя прошу! — И Сильвия с озабоченной гримаской принялась объяснять: — Могу тебя успокоить: мне вовсе не обязательно было доводить это дело до конца. Я надеюсь, ты послушался бы меня, даже если бы мы с тобой не переспали, разве нет?

Я кивнул. Она закурила и выдохнула пышную струю дыма.

— Просто мне самой захотелось заняться с тобой любовью. И вовсе это не было тошно. Вот и все.

— А Патрик?

Я ревновал к нему, это и слепой бы увидал, ну и тем хуже.

— Что Патрик?

— Ну… ты с ним?..

— Ах, ты хочешь знать… Ну да, я с ним!..

Я встал и выглянул в окно моей новой тюрьмы. Пятый этаж. Н-да, не выпрыгнешь. А и прыгнешь — дальше-то куда?

— Если я захочу уйти, ты в меня выстрелишь?

— Да, Люсьен. Я в тебя выстрелю.

И сказала она это довольно убедительно. Настолько, что я тут же поверил.

— Ладно. Подождем нашего "Тарзана"…

Сильвия невольно прыснула. Я остался доволен собой. Весь остаток дня мы играли в "Эрудита".

Она выиграла все партии.

Потом она рассказала мне свою жизнь. Ультралевые убеждения, работа активистки, встреча с Патриком на одном из собраний, потом май 1981 года, надежды, осточертевшее вконец подполье, и вдруг — о чудо! — новость, принесенная взволнованным Патриком: репрессии против них прекращаются, если они согласятся сотрудничать с заново созданной секретной службой, цель которой — борьба с "фашистами", их смертельными врагами, и чистка в полиции.

Сильвия описала мне свои душевные терзания, ощущение того, что она предает свое прошлое, и, наконец, встречу с неким человеком, на вид весьма достойным и очень симпатичным, явно высокопоставленным; он перечислил ей те преимущества, которые она и все ее соратники получат от подобного сотрудничества. В общих интересах. Чтобы уничтожить заразу, разъедающую государственные институты. Очистить общество от фашистской скверны. Смело и безнаказанно.

Потом она описала мне, как они в конце концов приняли предложение, узнав о слухах по поводу государственного переворота, — об этом было информировано лишь ничтожное количество людей. Еще она рассказала о целой серии вооруженных покушений, совершенных за последние месяцы, и незамедлительно вмененных в вину "международному терроризму", практикующему подобные вещи, хотя в то же время в некоторых срочных секретных докладах отмечалась подозрительная активность в одном-двух корпусах армии и в национальной полиции.

Рассказывая все это, Сильвия оживилась, порозовела. Я жадно впитывал каждое ее слово.

— Но при чем же здесь "Месть за полицию", и Бертье? Разве они занимаются подрывом государственного строя?

Мне показалось, что Сильвия слишком увлеклась политикой и преувеличивает.

— Кто знает! Даже если Бертье не имеет ничего общего с мятежниками, его поведение — все-таки признак серьезной болезни общества. Мы не должны допускать таких вещей. И, кроме того, — собственно, поэтому мы и взяли на себя эту задачу, — ни в коем случае нельзя будоражить общественное мнение, прессу. Это дело нужно уладить в глубокой тайне. Люди, имеющие к нему отношение, все поймут очень быстро, уж поверь мне.

Поверить ей?.. Это совсем из другой оперы… После того, как она со мной поступила!..

Но Сильвия, казалось, не заметила своего промаха. Или, вернее, того, что я считал промахом.

— Знаешь, Люсьен, ты можешь здорово нам помочь! После этого любители персонального правосудия и мятежники дважды подумают, прежде чем начинать действовать.

— А что конкретно вы собираетесь предпринять?

Мне очень не нравилась роль пешки, которую двигают туда-сюда. Сильвия ответила тоном человека, предвкушающего большое удовольствие:

— Уборку, говорю тебе, большую уборку!

Глава 18

Уборку…

Теперь, когда мы познакомились поближе, мне хотелось бы напомнить вам кое-какие события, которые мне пришлось пережить, да и вам, без сомнения, тоже. Так сказать, слегка освежить их в памяти.

В 1979 году в Париже прошли крупные манифестации. Например, знаменитый "Парижский марш" в марте месяце. В то время нас заставляли внедряться в ряды демонстрантов, — естественно, в гражданской одежде, без всяких знаков различия. РП полагалось прятать в рукаве куртки, револьвер под мышкой, полицейское удостоверение на самом дне бумажника. Полное инкогнито. Нас дразнили "голышами". Это занятие было не вполне законно, но и незаконным его не назовешь. В чем состояли наши обязанности? Фиксировать наиболее активных крикунов и смутьянов, по мере возможности прибирая их к рукам. Но главное, следить за вожаками, сообщать о них начальству, с тем чтобы оно принимало нужные меры. Изложенные вот так спокойненько, на бумаге факты выглядят вполне логичными и нормальными для демократической страны, которая и желает таковой остаться. Но вот в чем загвоздка: все проходило далеко не так, как было задумано. Или, точнее говоря, как МЫ задумали.

Я вовсе не собираюсь вешать вам лапшу на уши. Всем известно, что в нашем деле случались и подтасовки, — мы ведь не вчера на свет родились. Но, поверьте, что в любом случае инициатива исходила не от нас!

Короче, уже много позже я узнал, что однажды зацапали полицейского, который усердно бил стекла в витрине Ланселя