Детектив и политика 1990 №5(9) - [11]

К нашему БТРу подбежал бачонок[4] и, озорно блеснув улыбкой, крикнул мне:

— Эй, командор, давай быстрей у… в Москва!

Еще недавно русский мат в устах афганских мальчишек невольно коробил меня. Но потом привык и к этому. Один из наших советников однажды пошутил: "По крайней мере хоть ругаться по-нашему мы их научили. И то дело!"

Я спросил бачонка:

— Эй, бача, поедешь со мной в Москву? Давай залезай в машину!

— Нет, командор, Москва —…!

— Бача, а где хорошо? — вылез из люка черномазый водитель.

— Ахмад Шах — хорошо! А Москва твой —…!

— Грубиян ты, братец! — улыбнулся водитель.

Бачонок что-то по-своему крикнул и побежал, сверкая голыми щиколотками.

Чарикарская "зеленка" теперь осталась позади и лежала, раскинувшись от горизонта до горизонта черным безмятежным морем. Воздух над ней был серым и прогорклым от сотен печных дымов, тянувшихся ввысь, сплетавшихся там и превращавшихся в акварельные рисунки абстракциониста. Афганцы жгли все, что попадалось под руку, — резиновые покрышки, хворост, солярку из трубопровода и даже изношенные дырявые калоши с клеймом "Сделано в СССР".

Неподалеку шумела река, время от времени с отчаянным, свободным звоном взрывая толстую корку льда, пенясь вокруг горбатых валунов.

Сидевшие на обочине комендачи[5], в когда-то белых, а теперь ставших серыми овчинных полушубках, грели ладони над ведром горящей соляры. Рядом лежал на брюхе танк, зарывшись правой гусеницей в серый сугроб. Метрах в двадцати от него чернела обугленная башня, устремив в небо разорванную пушку. Присоединившись к сгрудившимся вокруг огня солдатам, я выпил горячего чаю из раскаленной фляги — в моей позвякивали льдинки — и пошел в направлении КП дивизии.

Силы ее были растянуты на многие десятки километров вдоль дороги. Ушла на север тыловая колонна, но в Кабуле еще оставались два мотострелковых и один артиллерийский полки. Два мотострелковых полка стояли близ городка Джабаль-Уссарадж. Предполагалось, что дивизия будет идти в арьергарде армии на дорожном отрезке от Кабула до Джабаля, как его иной раз именовали наши. Около пяти тысяч людей отправятся в Ташкент на воздушных транспортниках Ил-76.

Девять лет войны крепко потрепали дивизию. Наибольшие потери пришлось на 84-й год, когда проводилась изнуряюще длительная Панджшерская операция.

Во время боевых действий против повстанческих отрядов Ахмад Шала Масуда многие люди померзли в высокогорных снегах, другие подорвались на минах, оставленных в Панджшере еще со времен такой же кампании 82-го года.

Операция Панджшер-84 проходила нескладно, много было нестыковок, обернувшихся лишними жертвами. За один день в последних числах апреля дивизия потеряла сразу семьдесят человек в одном лишь батальоне. Он двигался по Панджшеру вдоль реки на юг. Вдоль левого берега шли две наши роты и одна афганская, по правому — одна наша и две афганские. Комбат находился справа. Жара стояла невыносимая. Противника не видать. Было принято решение не перенапрягать людей, идти не по тактическому гребню, а вдоль русла, не занимая высот. Но на КП полка передавалась ложная информация; поэтому командир полка в свою очередь докладывал наверх о занятии то одной, то другой господствующих высот.

Постепенно солдаты устали. Комбат дал команду на перекур. Люди плавно опустились на горячую землю, упершись спинами в РД. Дремотная тишина прерывалась лишь позвякиванием автоматов да чирканьем спичек. Запахло сигаретным дымком. В тот самый момент из трех точек батальон был атакован "духами". Ливень пуль обрушился на солдатские головы, распластывая и кромсая тела, вдавливая их в землю. Комбат рванулся в реку. Успел крикнуть: "Ррр-а-а-а — аа…" Его мало кто слышал. Комбат сделал еще несколько шатких шагов по пенившейся быстрой речке, в сторону левого берега, но нечеловеческой силы удар в лоб повалил его в воду. Течение развернуло тело комбата, и река понесла на юг красные пряди его крови…

Несчастья в тот роковой апрель сыпались пулеметной очередью — одно за другим, одно за другим. Несколькими днями раньше "грачи"[6], поднятые с авиабазы, пошли на Панджшер, но ущелье было закрыто, и штурмовиков отправили на запасные цели. В районе одной из них вели боевые действия части нашей воздушно-десантной дивизии. Не разглядев толком, что и кто там, внизу, они обрушили БШУ[7] на своих же солдат…

В тот же месяц вызванные на подмогу вертолетчики, приняв за повстанческий отряд роту нашей мотострелковой бригады, действовавшей неподалеку от того места, где я сейчас находился, нанесли удар нурсами[8] по ее позиции. Один из офицеров штаба ТуркВО, пытаясь спасти вертолетчиков, свалил всю вину на афганский 66-й мотопехотный полк 11-й дивизии, обвинив афганцев в расстреле советской роты. Но эта деза не прошла, так как в ходе расследования было установлено, что все ранения осколочные, а не пулевые…

Словом, всякое бывало на этой войне.

— Чаю хотите? Здорово намерзлись? — Начальник политотдела дивизии подполковник Иванов, не дожидаясь ответа, бросил мне в кружку столовую ложку душистого грузинского чая. — Чарикар — это вам не Форт-Беннинг в жарком штате Джорджия. Снимайте бушлат и расстаньтесь наконец со своим автоматом. На сегодняшний вечер война отменяется. Вы — с сахаром?