Десятый человек - [2]

Почему это шутка? Потому что мы – всегда основа, и никогда, даже на секунду, не становимся мимолетной искаженной тенью. Комичность еще и в том, что хотя по сути это просто и очевидно, для объяснений был создан несметный ряд структур – религиозных и философских. И в этих психических конструкциях мужчины и женщины зачастую проводят целую жизнь, тщательно формируя преданную, чувствительную, а также интеллектуальную личность, которая скорее препятствует, нежели способствует окончательному пониманию. Ведь окончательное понимание не имеет отношения к преданности, чувствительности или интеллектуальности, оно трансцендентно каждому из этих качеств и является отказом от всех трех.

С интеллектуальной точки зрения некоторая степень понимания не так уж редка и сложна, по крайней мере, говоря относительно, но лишь крошечная доля имеющих это интеллектуальное понимание достигает тотальности самого понимания, которое в абсолютном смысле и является тем, что они есть. Причина в том, что они не могут принять абсолютное уничтожение того, что, благодаря обусловленности, привыкли считать собой. Не могут принять, что это – лишь феномен, кажимость, полностью лишенная собственной основы и какой бы то ни было самостоятельности, снящийся фантом, подобный персонажу сновидения, тень, отражение, а вовсе не сущность. Они усердно практикуют, следуя разным техникам и методам – религиозным и мирским, они даже посвящают этому целые жизни или то, что остается от этих жизней. Но все тщетно, пока они цепляются за иллюзию, что они – сущности, движущиеся к какой-то цели. Им удается осознать пустоту и иллюзорность объективных вещей, выполняя все требования школ и учителей, но пока остаются сами «они», которые делают это или даже намеренно не делают это, что бы они ни делали, какими бы неэгоистичными и «святыми» ни были их деяния, они ничего не достигнут, пока не осознают, что их объекты пусты и иллюзорны только потому, что «они» сами пусты и иллюзорны.

Их страдание и отчаяние неизбежно, но это к делу не относится, поскольку «они» в принципе не могут ничего достичь по собственной воле, как бы ни старались что-то делать или не делать. И почти всегда, кроме исключительных случаев, настолько исключительных, что их ни в коем случае нельзя исключать, они работают над объектами, над феноменами, над другими тенями в уме, вместо того чтобы осознать свое собственное тотальное несуществование как самостоятельных сущностей. Такое осознание вмиг разорвало бы нескончаемую феноменальную цепь концептуализации и открыло ноуменальность, необъятность которой и есть то, что они есть.

Слова тут не помогут, поскольку слова не могут это описать. Слова как таковые – всецело продукт феноменальности и ограничены пределами феноменального. Слова могут лишь подвести к этому, очистить поверхностное непонимание и указать в нужном направлении, то есть прочь от всего, что представляют собой они сами. Но эта начальная очистка, это общее понимание, этот последний указатель абсолютно необходимы. Это все, что мы можем предложить друг другу здесь на Западе, где нет квалифицированных учителей, чтобы наши глаза открылись и увидели ту иллюзию, которую мы привыкли считать «собой».

Однако слова, даже тщательно отобранные, отфильтрованные, отшлифованные, не могут – по самой своей природе – исполнить свою ограниченную роль, пока их читатель соотносит их с «собой», пытается использовать их для «себя» и видит иллюзорность всего во Вселенной, кроме себя самого. Слова пропадают зря, если в основе каждого вызванного ими озарения и понимания не лежит полная нереальность себя, тотальное отсутствие себя как того, что он привык считать собой, чем он кажется самому себе и другим фигурам сновидения. Без этого, поверьте, не обойтись: без этого аналитического понимания, этой глубокой и абсолютной убежденности, этой сияюще ясной и предельно очевидной апперцепции [2] слова не смогут передать тот тонкий смысл, который в них сокрыт. Однако они могли бы помочь «ему» достичь глубокого внутреннего видения своего полного отсутствия как какой бы то ни было «вещи», объекта, кроме как видимости.

В каком-то смысле он должен сделать это, несмотря на слова, поскольку слова редко указывают на ноуменальность, не неся при этом в себе поверхностного и бесполезного смысла, будучи интерпретируемыми в феноменальном контексте.

Все, что может сделать книга, подобная этой, – дать психологический, и потому концептуальный, материал, редко попадающийся на современном языке. А читатель может прийти к ясному пониманию учения великих пробужденных Учителей, чьи слова в исчезнувшем контексте и языке часто теряют смысл в результате ошибок передачи и отсутствия метафизического понимания у ревностных и эрудированных переводчиков.

Эта книга посвящена каждому читателю, чтобы он мог использовать ее наилучшим образом – то есть никогда не забывать, что любая ссылка на «него самого», любое местоимение или существительное, неизбежное для передачи значения слов, на самом деле не имеет отношения к некоему гипотетическому независимому индивидууму, если это не указывается специально, а относится к феномену, чья видимость в объективности может быть названа и описана, но чья ноуменальность – это все, что он есть.