Десятиглав, или Подвиг Беспечности - [32]

                Когда ты вспомнишь обо мне

                в краю чужом — хоть эта фраза

                всего лишь вымысел, а не

                пророчество, о чем для глаза,

                 вооруженного слезой,

                не может быть и речи — даты

                из омута такой лесой

                не вытащишь, — итак, когда ты

                  за тридевять земель и за

                 морями, в форме эпилога

                 (хоть повторяю, что слеза,

                 за исключением былого,

                 все уменьшает) обо мне

                 вспомянешь все-таки в то Лето

                 Господне и вздохнешь — о, не

                 вздыхай! — обозревая это

                 количество морей, полей,

                 разбросанных меж нами, ты не

                 заметишь, что толпу нулей

                 возглавила сама…

И так далее. Бандита вновь начало ломать не на шутку. Он орал, с ненавистью глядя на Евгения: "Какое лето?! Какая, на хуй, толпа нулей?! Скажи, командир! Объясни, гад, будь человеком! Я ж помру сейчас!" — "Наличие внешне знакомых, но недоступных пониманию смысловых фигур производит особенно раздражающее и мучительное воздействие на объект, отсюда и эти просьбы, нелепые на первый взгляд, — сухо прокомментировал Евгений, выключил магнитофон и спросил бандита: — Ну, кому еще их заказали?" Мерзавец начал торопливо сыпать именами, кличками и адресами — Евгений еле успел включить магнитофон на запись. "Кто заказчик? Кому и куда ты сообщишь о выполнении заказа?" Бандит молчал, шевеля губами, глаза его бегали по стенам и потолку. "Чего молчишь? Может, Вознесенского хочешь послушать? Или Парщикова? А?" — спросил Евгений вкрадчиво. Бандита словно током подбросило на койке. "Погоди! — завопил он. — Ты что, фашист? Я ж колюсь!" И он назвал имя клеврета сверхпрезидента, которое мы уже слышали при сходных обстоятельствах в городе N. "А ты меня не обманываешь? Доверяй, но проверяй", — рассудительно произнес Евгений и включил магнитофон. <<Иван Жданов, "Орнамент">>,- раздался бесстрастный голос из динамика, и полились стихи:

              Потомок гидравлической Арахны,

              персидской дратвой он сшивает стены,

              бросает шахматную доску на пол.

              Собачий воздух лает в погребенье.

              От внешней крови обмирает вопль.

              Она четверку лошадей выводит,

              подковы их — само колесованье.

              Он ставит лаковых слонов на рельсы.

              Разбросаны перчатки осязанья,

              наперстки звона, веретена вальса.

             Зевает кот — расходится кругами,

             чуть дрогнут заспиртованные горы

             его зрачков, он плавает над ними,

             не ставит меток на жужжащей дрели,

             не ищет пауз для иранских шалей.

             Он зажигает буровую фару,

             коронки рвут рельефную фанеру.

             Подкрашен воздух. Скважины простерты

             от клеток до бесцветного пласта

             высоковольтных хромосом Христа.

             Едва ударит шестоперый ливень,

             свернется мех иранских плоскогорий,

             всплывет бивень в кольце нагара..

                Расходятся слепые по темницам.

               Смерть входит со спины с картой.

               Пересыхает кофе. Гниет дратва.

               Облизанная сталь. Снег. Бритва.

Во время чтения бандит метался и ревел, клянясь, что сказал правду, но через некоторое время стал стихать. Глаза его сошлись к переносице, и он пролепетал с идиотской ухмылкой: "Не в склад, не в лад…" Затем голова его бессильно мотнулась набок. "Готов", — бесстрастно заметил Евгений. Покосившись на груду книг возле койки, я не нашел в кончине бандита ничего удивительного. На обложках красовались имена Сен-Жон Перса, Шимборской, Тракля, Евгения Рейна, Бенна, Мандельштама и Октавио Паса. Бандиту за ночь и впрямь досталось, однако следовало признать, что мерзавец получил по заслугам. К тому же мы выяснили все, что нам требовалось.

Приехав домой, я немедленно набрал секретный прямой номер сверхпрезидента. Покуда в трубке длились гудки, я с отвращением прислушивался свободным ухом к безотрадным звукам пустой квартиры — тиканью часов, карканью ворон, долетавшему со двора, еле слышным всхлипам воды в ванной… Все они напоминали мне об отсутствующей любимой и о том, что постепенно она все больше отдаляется от меня. Затем я услышал в трубке знакомый голос, полный самоуверенности и животного оптимизма. Этих свойств голос моего дражайшего тестя не утратил и после того, как я сообщил о совершенных на нас за последние дни покушениях. "Какой ужас, — выслушав меня, благодушно отозвался тесть. — Но я тут ни при чем. Ты же знаешь, что я прежде всего деловой человек…" — "Все зависит от того, как понимать деловитость, — возразил я едко. — Как будто я не знаю, что бандитов вы тоже числите в рядах вашего родного класса. Одним словом, предлагаю вам не юлить", — и я выложил сверхпрезиденту все те сведения, которые нам удалось выжать из пленных бандитов. "Как видите, нам все известно, — заключил я. — Поэтому гораздо разумнее было бы поговорить начистоту. Если у вас есть ко мне претензии, выскажите их, и, возможно, не придется применять ваши чикагские методы. Впрочем, я понимаю, что эти методы милы сердцу каждого делового человека", — не удержался я напоследок от укола. "Напрасно вы так думаете, — обиделся сверхпрезидент. — Я не люблю насилия, но у меня есть обязательства, я тоже часть системы… Короче, ждите меня дома, я сейчас приеду".