Десятая жертва - [12]

Профессор взглядом заставил его замолчать, затем нажал кнопку на панели. Из стены выскочил диван и едва не снес стену. Оба сели.

После короткой, но многозначительной паузы Сильвестре произнес:

— Марчелло, до сих пор ты удачно избегал смерти.

— Разве это не относится к большинству людей? — быстро возразил Поллетти. — Я хочу сказать, что природа самой жизни случайна и необъяснима…

Профессора невозможно было отвлечь от выбранной темы.

— В первый раз тебе повезло — жребий оказался счастливым: ты стал Охотником, а в Жертвы компьютер выбрал слабоумного англичанина.

— Он был не слабоумным, — возразил Поллетти, — а рабом своих привычек.

— Неважно… Англичанин оказался легкой добычей, — продолжал Сильвестре, — мечтой любого Охотника. Затем ты стал Жертвой, а твоим Охотником был девятнадцатилетний юноша, страдавший от безответной любви. И снова убийство не составило для тебя особых трудностей; между прочим, по-моему, бедный мальчуган просто искал такой способ самоубийства, против которого не возражало бы общество.

— Ничего подобного, — ответил Поллетти. — Юноша оказался немного рассеянным.

— А когда ты стал Охотником в третий раз, в качестве Жертвы тебе попался этот нелепый немецкий барон, думавший только о лошадях.

— Действительно, справиться с ним было нетрудно, — признался Поллетти.

— Справиться со всеми было нетрудно! — воскликнул Сильвестре. — Неужели ты думаешь, что так будет продолжаться вечно? А теория вероятности? Просто тебе еще ни разу не попался хороший противник! Больше ты не сможешь одерживать победы, не используя умственные способности, быстроту реакции, интуицию, без тщательной подготовки.

— Послушайте, профессор, я не так уж плох. Смотрите, уже почти двадцать четыре часа, как я являюсь Жертвой в своей четвертой Охоте, и еще ничего не произошло.

— За тобой уже наверняка следят, — заметил Сильвестре. — Твой Охотник изучает тебя, манеру твоего поведения, выбирает наилучший момент для нанесения удара. А ты даже не подозреваешь об этом.

— Очень в этом сомневаюсь, — возразил Поллетти с чувством достоинства.

— Вот как? Он сомневается! Ну что ж, посмотрим, как ты справишься с опознанием.

Профессор Сильвестре снова нажал кнопку. В зале стало темно. Он нажал на другую кнопку. У противоположной стены возникли пять человеческих фигур. Четверо из них были подставные «ангелы», по терминологии Охоты, — многие выражения сохранились со времен легендарной Второй мировой войны. Один был убийцей, и Поллетти предстояло его опознать.

Поллетти внимательно посмотрел на фигуры. Они изображали полицейского, швейцарскую стюардессу, священника-иезуита, носильщика из отеля и иорданского араба. Они медленно подошли к дивану и исчезли.

Сильвестре включил свет.

— Ну? Кто из них был Охотником?

— Нельзя ли взглянуть еще раз? — попросил Поллетти.

Профессор отрицательно покачал головой.

— Я и так дал лишнюю секунду.

Марчелло потер подбородок, взъерошил волосы и нерешительно произнес:

— Араб показался мне каким-то подозрительным…

— Неправильно!

Сильвестре снова нажал кнопку, и у дальней стены возник иезуит, фигура которого в освещенном зале казалась прозрачной, но была хорошо видна.

— Взгляни, — сказал Сильвестре. — Иезуит, вне всякого сомнения, не тот, за кого пытается выдать себя. Буква «И», первая буква в названии его ордена, видна как на правой, так и на левой стороне груди. Ведь это сразу его выдает!

— Я никогда не обращал внимания на иезуитов, — пробормотал Поллетти, вставая и звеня монетами в кармане.

— Но в Риме они попадаются на каждом шагу! — воскликнул Сильвестре.

— Именно поэтому я никогда не обращал на них внимания.

— Как раз поэтому ты должен был замечать их! — В голосе Сильвестре звучало возмущение. — Фальшивая деталь в традиционной одежде — самый верный признак и сразу должна вызвать подозрение. — Он печально покачал головой. — Когда я принимал участие в Охоте, мы обращали на подобные вещи особое внимание. Ничто не ускользало от моего взгляда.

— Ничто, кроме банана со взрывчаткой, — подхватил Поллетти.

— Верно, — согласился профессор. — Этот парень из Нигерии узнал о моем пристрастии к тропическим фруктам.

— Насколько я помню, у вас были и некоторые другие ошибки, — уколол учителя Поллетти.

— А я и не скрываю, — голосом, полным достоинства, произнес Сильвестре. — Мне всегда не везло, поэтому теперь я стараюсь научить других избегать моих ошибок. У меня были весьма способные ученики. Боюсь, Марчелло, ты к ним не относишься.

— Пожалуй, — согласился Поллетти.

— Ты закончил полный курс обучения. Нельзя сказать, что у тебя начисто отсутствуют способности. Но какое-то глубоко засевшее безразличие, равнодушие мешает тебе вложить душу и сердце в самое благородное занятие человека — Охоту!

— Пожалуй, вы правы, — признался Поллетти. — Почему-то интерес к этому у меня быстро исчезает.

— Наверное, в твоем характере есть какой-то серьезный недостаток, — печально произнес профессор Сильвестре. — Какая судьба ждет тебя, мой мальчик?

— По-видимому, я умру, — заметил Поллетти.

— Да, пожалуй, — согласился Сильвестре. — Но тут возникает другой вопрос: как ты умрешь? Будет ли твоя смерть великолепной, как гибель камикадзе, или жалкой, как у загнанной в угол крысы?