Десять загадок наполеоновского сфинкса - [61]

* * *

Действительно, с подачи самого Наполеона за Мармоном прочно закрепилась позорная репутация изменника, бросившего своего императора, перешедшего со своим корпусом на сторону коалиции и тем самым вынудившего его отречься в пользу Бурбонов без всяких надежд на оставление престола своему сыну.

Чего только ни говорил Наполеон про Мармона, взваливая на него всю ответственность за свое поражение. Впрочем, все эти слова дошли до нас только лишь из мемуарных источников, авторы которых тоже были людьми, не свободными от пристрастий и личных интересов.

Сам Мармон отрицает свое предательство: он был последним, кто пытался оборонять Париж, он не вел никаких сепаратных переговоров с союзниками, а его корпус двинулся на Версаль без него и вопреки его приказу. Мармону можно верить, а можно и не верить — это вопрос очень эмоциональный и субъективный. Точно так же, можно верить или не верить словам других участников событий, выражавших противоположную точку зрения. Но не будет ли гораздо более конструктивным попытаться найти для решения этого вопроса хоть какие-то объективные предпосылки.

Прежде всего, совершенно объективным является тот факт, что Мармон и Мортье, брошенные всеми на произвол судьбы, до самого 31 марта 1814 года продолжали неравный бой в пригородах Парижа. Фактом является и то, что Мармон был уполномочен Жозефом Бонапартом вступить в переговоры с противником, если дальнейшее сопротивление станет бессмысленным и сможет лишь привести к разорению великого города. О том, какие чувства владели Мармоном в эти дни, свидетельствуют его слова, адресованные Лауре д’Абрантес, вдове генерала Жюно: «Сделав все, что было в моих силах ради чести Франции и французского оружия, я вынужден подписать капитуляцию, которая позволит иностранным войскам завтра войти в нашу столицу! Все мои усилия напрасны. Я был вынужден сдаться численно превосходящему противнику, какое бы сожаление я при этом ни испытывал. Но моим долгом было сохранить жизнь солдатам, за которых я несу ответственность. Я не мог поступить иначе и надеюсь, что моя страна будет судить обо мне справедливо. Моя совесть чиста перед этим судом». Впрочем, это всего лишь слова Лауры Жюно, которым тоже можно верить, а можно и не верить.

А что в это время делали другие «герои великой эпопеи»?

Сам Наполеон со своей армией почему-то не захотел оборонять Париж, предпочитая промышлять по тылам союзной армии, а в решающий день 31 марта почему-то решил остановиться в 200 километрах к юго-востоку от столицы в Фонтенбло. Его брат Жозеф Бонапарт и военный министр генерал Кларк вообще бежали из Парижа, не дожидаясь окончания боя. Маршал Моисей хотя находился в Париже, но ни один батальон его национальной гвардии и не подумал оказать поддержку Мармону и Мортье. Маршалы Лефевр, Ней и Удино были заняты тем, что уговаривали Наполеона отречься от престола. Маршал Макдональд, прикрывавший арьергард Великой армии и получивший от Наполеона приказ атаковать Витри, отказался сделать это, заявив, что его люди устали. «Пусть сначала это сделает ваша гвардия, сир!» — заявил он Императору.

Но это были еще цветочки. Командовавший армией на юге страны маршал Ожеро бросил всю свою артиллерию в Балансе и без боя сдал противнику Лион, второй по величине город Франции. Уже 16 апреля он разослал в войска декларацию, прославлявшую возвращение Бурбонов. Но еще большую «преданность» Наполеону продемонстрировал красавец Мюрат! Мечтая сохранить свой Неаполитанский престол, он начал интриговать против императора, вступил в переговоры с союзниками, примкнул к антинаполеоновской коалиции и вместе с австрийцами начал наступление на позиции, обороняемые Евгением Богарнэ. Многое видавший на своем веку Наполеон назвал за это Мюрата «неслыханным предателем».

А что же остальные? Маршал Сюше с армией находился в Испании. Маршал Сульт 10 апреля 1814 года был разбит Веллингтоном под Тулузой. Маршал Сен-Сир единственный из наполеоновских маршалов в ноябре 1813 года сдал свою 30-тысячную армию австрийцам и сдался сам. Маршал Даву с корпусом был наглухо заблокирован в Гамбурге.

Предположим, что Мармон действительно изменил Наполеону и содействовал этим восстановлению во Франции власти Бурбонов. Тогда логично было бы предположить, что благодарный Людовик XVIII должен был бы озолотить Мармона за эту его услугу. Ведь если есть Иуда, должны быть и тридцать сребреников. Уже цитированный нами выше В. Шиканов так и пишет: «Официальные почести, которыми осыпали маршала Бурбоны, лишь усиливали ненависть к нему в самых разных слоях общества».

Но давайте посмотрим, что это за почести, которыми Бурбоны «осыпали» Мармона?

После отречения Наполеона в июне 1814 года Мармон был назначен капитаном 6-й роты телохранителей короля и стал пэром Франции. При этом он даже не был отмечен орденом Святого Людовика, который Бурбоны в 1814 году на радостях раздавали налево и направо. В частности, командорами и кавалерами этого ордена стали маршалы Бертье, Виктор, Журдан, Лефевр, Макдональд, Мортье, Ней, Ожеро, Периньон, Сульт, Сюше и Удино. Келлерманы же был удостоен, ни много, ни мало, Большого креста ордена Святого Людовика.