Десять тысяч - [31]

— О принцесса, разрешите мне приветствовать вас!

Инна захохотала. Какая там к чёрту принцесса? Шлюха она теперь, а не принцесса! Самая натуральная грязная подзаборная шлюха. Грязная и подзаборная — мысленно повторила ещё раз и ухмыльнулась. Мушкетёр тем временем продолжал:

— Вы не представляете, какая это огромная честь для меня — видеть вас здесь!

Она снова хохотнула. К чёрту честь! Её сейчас больше волнует несколько другой вопрос.

— Где выход? — спросила Инна и на миг испугалась: она едва узнала собственный голос — резкий, отрывистый, с истерическим присвистом.

— О, принцесса, уверяю вас, вам совсем не стоит об этом беспокоиться! Позвольте взамен предложить вам себя в качестве скромного сопровождающего. Право, ваше высочество, все только вас и ждут, бал не может начаться без вас!

К чёрту, пробормотала она про себя. Вытащила пистолет из-за пояса, сжала рукоять, вытянула на полную руку. Рука вдруг затряслась лихорадочно, Инна схватилась ещё и левой, но это мало помогло. Чёрт, нервы, нервы, невозможно, что это такое, я же хочу прицелиться! Прицелиться никак не удавалось: дуло дёргалось вверх-вниз, упорно не желая фиксироваться на одной точке. А, к чёрту! Она проговорила:

— Где выход? Ты, разодетый шут, говори — где выход?!

— О, принцесса, ради бога, уберите оружие! Уберите, прошу вас, вы ведь так можете покалечиться! Это будет весьма печально, если вы себе что-нибудь повредите!

Он издевается, подумала Инна. Впрочем, они все издеваются, и этот — не исключение, он — всего лишь подтверждение общего правила. Но я же не шучу, чёрт возьми! Я не шучу, я и правда выстрелю! Руки дрожали не переставая: нет, это невозможно… невозможно… безумие…

— Я буду стрелять! — закричала что есть мочи, так что даже сорвала голос. Добавила тише, сквозь слёзы: — Идиот!.. Я же тебя убью…

— Принцесса, поверьте мне на слово, — сказал мушкетёр, — это был бы не самый разумный поступок с вашей стороны.

Руки тряслись неимоверно. Нет, подумала Инна, так я ничего не смогу, надо чтоб наверняка. Она заставила себя сделать шаг вперёд. Потом ещё один — двигалась как обречённая, моргая беспрерывно, уже почти ничего не различая перед собой. Остановилась в трёх метрах от него, навела пистолет — вместо головы будущей жертвы видела лишь бесформенное розово-зелёное пятно. Пистолет тоже был пятном, только чёрного цвета, и будто всё время менял свою форму и очертания.

Но я же должна! — мысленно воскликнула Инна. Вслух произнесла едва слышно:

— Убью…

Мушкетёр стоял неподвижно, выжидая. Она зажмурила глаза до боли, сжала рукоять со всей силы — в левой руке что-то треснуло, будто ударило током. Она едва слышно вскрикнула, но вытерпела. Я должна! — подумала ещё раз и спустила курок.

Никакого грохота не было — только негромкий щелчок. Инна нервно хихикнула, открыла глаза — мушкетёр спокойно и уверенно стоял перед ней всё в той же позе. Она нажала ещё раз — и ещё раз так же щёлкнуло. Она рассмеялась во весь голос, отшвырнула пистолет прочь — тот поскакал по ступенькам и замер. Боже, подумала, какое счастье! Я не убила человека, я правда хотела убить — но мне это не удалось, какое счастье! Эх, ты, юная Инночка, малолетка дура-дурой… Смех как-то плавно перешёл в слёзы. Ничего не умею делать, сказала себе, совсем ничего! Сама не заметила, как подошла к тому, кого только что едва не прикончила — и уже рыдала во весь голос, положив голову ему на плечо.

Он что-то говорил — она разбирала только отдельные слова:

— О, принцесса, вы… состоянии… пойдёмте, вам… переодеться… бал, поймите… сейчас…

Потом колонны начали поворачиваться к ней боком. Инна приготовилась спиной встретить землю, но тут её ноги вдруг оторвались от поверхности. Она скорее догадалась, чем почувствовала: мушкетёр подхватил её на руки.

Потом они куда-то шли. По бокам мелькали размытые образы: колонны портика… зал… в нём — опять колонны, и какие-то статуи… ступеньки… ещё ступеньки… широкие двери…

Потом была комната, в ней было жарко и влажно. Ещё в ней были две девушки, совсем голые — или, может, почти совсем. Они что-то говорили ей, что-то очень спокойное, ласковое, хорошее… Кажется, она им даже отвечала. И ещё они что-то влили ей в рот, и оно было немного горькое и терпкое на вкус. И одна из них сказала: «Потерпи чуть-чуть, Иннушка, скоро всё будет хорошо!»

Потом она тоже была без одежды. Она лежала, вокруг всё ещё было влажно, где-то плескалась вода, и ей действительно было очень хорошо. Удивительно хорошо и удивительно безмятежно. Её чем-то натирали, чем-то мазали; это продолжалось долго, очень долго, бесконечно долго… Минуту, час, день, месяц, год, жизнь… Но ей было уже всё равно. Даже если бы это никогда не закончилось.

Потом она увидела перед собой статную даму, и дама ошеломила её своей красотой. На ней было роскошное платье — такие Инна видела только в исторических фильмах или, опять же, в театре; платье было сиреневое, всё в кружевах и узорчатой вышивке, широкая юбка перевёрнутым розовым бутоном опускалась до пола. На открытой белой груди искрилось жемчужное ожерелье, бросая во все стороны световые блики. Лицо блистало ярким, торжественным макияжем, кожа казалась сверхъестественно чистой и гладкой. Тёмные, почти чёрные волосы были аккуратно уложены в высокую причёску, которую венчала искусно вплетённая в них сверкающая маленькая корона. Вот это настоящая королева красоты, подумала Инна, эх, куда уж мне до неё? Только глаза… глаза тоже были красивы, но если не заострять внимание на косметике, в них виделась глубокая печаль и усталость. Что ж, решила она, наверное, красавицам тоже не очень-то легко живётся на свете… И ещё: справа на губе, под ярко-красной помадой, она всё-таки разглядела какой-то неказистый выступ, как будто шрам…