Десять тысяч - [28]

Инна рыдала, поминутно вскрикивая. Она склонилась над телом дрожала сама и встряхивала его, не понимая, зачем это нужно и какой в этом смысл. Гладила густую бороду, проводила пальцами по шершавой коже лица, запускала руку в волосы… Старый шрам на лбу как-то слишком естественно переходил в свежую рану на виске; кровь из неё вытекала медленно, неохотно. И всё-таки руки Инны уже были вымазаны в крови — но она этого не замечала. Ну зачем мне выход? — повторяла из разу в раз, ну зачем, зачем, зачем мне этот дурацкий, никому в сущности не нужный выход?! Ведь я уже смирилась, я уже была готова остаться с тобой, я уже даже распланировала почти на день вперёд, что мы будем делать… Ведь это не только я тебе подарила счастливые мгновения — но и ты мне их тоже подарил! Так зачем же, зачем, какого хрена я сказала — да, когда надо было ответить, когда я уже готова была ответить — нет?! Я могла бы остаться, я подарила бы тебе множество таких мгновений, бесконечную жизнь таких мгновений, каждое следующее лучше предыдущего, так зачем же я, дура, зачем, зачем, зачем?!..

Внезапно кто-то схватил её за руку и грубо рванул влево. Инна перекатилась на спину, ахнула, посмотрела вверх. Перед глазами мелькнула чья-то ладонь, толстая и грязная. Она попробовала подняться — и вдруг толчок в грудь опрокинул её на пол. В глазах всё ещё стояли слёзы, Инна плохо видела, что происходит; что-то сжало её предплечья, как клещами. Она закричала — в ответ услышала только невнятное: «Ы-ы-ы!»

Совсем рядом возникло лицо. Вытянутый овал с полным отсутствием растительности: не только волос, не говоря уж об усах и бороде — но даже бровей и, кажется, ресниц. Два круглых глаза болезненно-жёлтого оттенка, бессмысленно вылупившиеся на неё, свидетельствуя о минимальном коэффициенте умственного развития у их обладателя. Широкий бычий нос, поминутно раздувающийся — Инна слышала, с каким шумом выходит из него воздух. Рот раскрылся, показывая сломанные, выщербленные зубы, а дальше — что-то тёмно-красное, неопределённой формы… короткий обрубок, бывший когда-то языком.

— Пусти! — кричала Инна, борясь со слезами. — Пусти!

— Ы-ы-ы! — мычал в ответ безъязыкий; это напоминало ей лепет любознательного ребёнка, в руки которого попала новая игрушка.

«Это тебе наказание!» — произнёс внутри какой-то чужой голос.

Хватка на левом предплечье разжалась; тут же жирная рука зацепила лифчик между грудей и бесцеремонно рванула. Инна взвизгнула; в следующий момент верхняя половина её тела уже была полностью обнажена. В намерениях лысого теперь можно было не сомневаться. Она судорожно вытянула вверх свободную левую руку — сейчас же, быстро ткнуть пальцем прямо в уродливый жёлтый глаз… Что-то с силой сжало ей кисть сильнее… боже, ещё сильнее! Не помня себя, Инна заорала. Показалось, будто что-то хрустнуло… о господи, нет!

— А-а-а-а! Пусти!.. А-а!.. Пусти… — она вскрикивала, хрипя, едва не задыхаясь, готовая вот-вот завалиться в обморок — но нет, нельзя, нельзя, нужно бороться до последнего, неужели я вот так сдамся? — только пусти, сейчас пусти! — а там посмотрим, там мы ещё поборемся…

— Ыхы-ы! — этот гад всё-таки разжал руку. Та беспомощно обвисла, упала на пол, Инна попробовала ей шевельнуть… нет, чёрт, не могу! С правой он по-прежнему не спускал стальную хватку. Довольная физиономия исчезла — он куда-то отодвинулся. Куда — она поняла в следующий миг, когда он начал ковыряться у неё на поясе, намереваясь снять с неё джинсы.

— Нет! Ох, нет! — бормотала Инна. — О боже, нет…

Но что она могла сделать? Попробовала двинуть ногой — и тут же во что-то упёрлась, затем ощутила тяжесть — кажется, насильник просто сел на неё. Играючи, он вырвал пояс, отшвырнул его куда-то вместе с сумочкой… Одним движением сорвал пуговицу и расстегнул молнию. Тут она почувствовала, что ногам стало свободнее. Рывком потянула к себе левую — и была остановлена ударом по коленной чашечке. А-а! Боже, за что?!

«Ты заслужила!» — ответил тот же беспощадный голос.

— Ы-ых! Ы-ых! — посапывал немой. Сопротивляться бесполезно, поняла Инна. Буду сопротивляться — он меня покалечит. Изуродует, и тогда уже мне самой никакие десять тысяч не помогут. А так, может, сделает, что хочет — и отпустит. Ну почему бы, в самом деле, не отпустить? Если ему нужно именно это, ему нужно только оттрахать меня — то зачем же что-то ещё, почему бы потом и не отпустить?

Насильник уже стягивал с неё джинсы. Инна резко дышала и постанывала, почти как он: ы-ха! ы-ха! Вяло приподняла ноги, даже помогая ему снять одёжку. С трусиками он возиться не стал: схватил двумя руками, разорвал тонкую ткань — Инна громко вскрикнула — и вытащил из-под неё. Вот и всё, подумала она, вот я и готова к употреблению. В следующий миг он завалился, буквально обрушился на неё сверху — отвратительное лицо оказалось совсем рядом, от него шёл сильный потный дух. Всем телом она ощущала его противную мокрую, липкую кожу. Его пасть прижалась, присосалась к её губам, почти кусая их, здоровенный нос упёрся в щёку. Омерзительная густая слюна затекала прямо к ней в рот; Инна поняла, что начинает задыхаться. Она задышала носом — часто-часто, тело само собой судорожно дёргалось. Насильник ненадолго отодвинулся, выдал громко: «Ыыххы-ы-ы!» Она поспешно восполняла запасы кислорода; в ушах появился и медленно нарастал до боли знакомый шум.