— Не в этом дело. Я имею в виду биологический и социальный аспекты. Что случится, если мы утратим научные знания?
Одна Матушка Рэдд подняла глаза от тарелок, которые вытирала, и посмотрела на нас, две другие продолжали возиться с кастрюлями.
— Глубокий вопрос. Точно не знаю, но подозреваю, что следующее поколение будет обычными людьми. Хотя не исключено, что мы сможем соединяться в кластеры, а внесенные нами генетические изменения передадутся потомству.
— А как мы об этом узнаем?
— Может, поищешь специальную литературу? — улыбнулась Матушка Рэдд.
— Искала уже! Только ничего не поняла. — Мы никогда не были сильны в биологии. Другое дело физика и математика.
— Индивидуальность нам дает технология. В этом-то и проблема. Добровольно мы не откажемся от индивидуальности, и пути назад у нас нет, — сказала Матушка Рэдд. — Подобно Сообществу, мы уже миновали этап одиночек. Ты затронула самую главную мировую проблему. Как нам размножаться?
Некоторые полагают, что Исход — почти мгновенное исчезновение миллиардов жителей Земли, объединенных в Сообщество, — был технологической точкой перехода, превращением обычных людей во что-то иное, более совершенное. По словам Матушки Рэдд, общество кластеров создало собственную, параллельную точку сингулярности, которую невозможно пройти в обратном направлении, не утратив индивидуальности.
— Значит, будущее за такими, как Кэндис?
— Возможно. У доктора Томасина радикальные идеи. Хотя не исключено, что воспроизведение септетов это выход. Проблемой занимаются и другие исследователи, в том числе специалисты по этике.
— Почему?
— Если наше общество и наша биология не имеют перспективы, мы не можем позволить, чтобы они развивались.
— Но…
И тут в комнату влетела Кэндис.
— У меня утенок вылупился!
Все отправились посмотреть, как мокрый, похожий на ящерицу птенчик разбивает скорлупу яйца, выбираясь наружу. Мы продолжали размышлять над словами Матушки Рэдд и все время сцепляли руки, обмениваясь мыслями. Наблюдая за появлением на свет утят, я поняла: на свете есть люди, которые считают, что путь в будущее пролегает через уничтожение общества и биологию кластеров.
Доктор Томасин появился у нас на следующий день. Теперь он приезжал каждую неделю, по нескольку часов осматривая Кэндис. В тот вечер после его отъезда Кэндис не вышла к обеду, и Матушка Рэдд отправила нас за ней.
— Кэндис? — Меда постучала в дверь спальни.
— Ей еще нужно проверить температуру в инкубаторах, — вспомнил Бола.
Мы делали вид, что не интересуемся проектом семерки, хотя на самом деле нас разбирало любопытство. Мы просто не хотим, чтобы утята погибли!
— Да? — ответил тихий мужской голос. До сих пор мужская компонента Кэндис всегда держалась в тени. Интересно, какой он?
Меда распахнула дверь.
Кэндис лежала в постелях — лица пылают, подмышки рубашек мокрые от пота. Комната пропитана тяжелым запахом интенсивных размышлений.
— Ты заболела?
— Пройдет. — Из всех Кэндис сидел только мальчик.
— Пора обедать.
— Мы неважно себя чувствуем. Пожалуй, мы не пойдем. Одна из девочек открыла глаза.
Кажется, раньше ее глаза были зелеными? Точно.
— Хочешь, мы проведаем твоих утят?
— Каких утят? — удивилась она.
— Проект для Научной ярмарки!
Они сцепили руки в поисках консенсуса.
— Да, конечно. Спасибо.
— Как ты себя чувствуешь?
— Все нормально. Правда.
Наверное, доктор Томасин сделал ей прививку.
Она уже большая и может делать себе прививки сама.
Мы быстро поели и побежали в лабораторию, чтобы проверить и покормить утят Кэндис. Наши должны были вылупиться через несколько дней.
Покрытые легким пухом утята не слишком шумели и не были чрезмерно активными, так что с температурой, наверное, все в порядке. Мы размочили крошки хлеба в воде и разбросали еду по инкубатору.
Нельзя, чтобы они приняли нас за свою мать.
А почему бы и нет? Было бы забавно.
Потому что тогда им не выжить в дикой природе. Они должны привязаться друг к другу.
Вроде нас.
Мы переглянулись. Наша связь действительно напоминает импринтинг.
Через два дня начали вылупляться наши утята. В тот день появились на свет двенадцать птенцов, что было еще терпимо. На следующий двадцать пять. Потом около пятидесяти. Мы совсем выбились из сил и даже не заметили, когда вылупились последние пятьдесят.
Сарай внезапно превратился в отделение для новорожденных уток — конвейеры для раздачи размоченной кукурузы, измерение температуры и влажности, производство подстилки.
Скоро выяснилось, что брудеры, в которых выращивали цыплят, слишком малы для уток. Пришлось сооружать несколько новых из фанеры и мелкой проволочной сетки.
Одну клеть мы оставили пустой, чтобы перемещать туда выводок на время чистки брудера.
— Нужно было записать все цепочки генов, которые мы использовали. — Стром ловил утят, переселяя их из одного брудера в другой. Он поднял одного птенца за тонкий, торчащий из пушистого тельца хвостик, похожий на хвост ящерицы.
Бола заглянул в пустой брудер и зажал пальцами нос. Мы почувствовали его отвращение, хотя сами и не вдыхали этой вони.
— Скоро они будут сами добывать себе еду? Через шесть недель.
Долго еще.
Утят было столько, что заботы о них отнимали все время, и мы не успевали наблюдать за их поведением, чтобы обнаружить признаки кластера. Зато у Кэндис вошло в привычку останавливаться у сарая и рассказывать о подробностях последних экспериментов, хвастаясь успехами.
