Десять прогулок по Васильевскому - [62]
Но, наверное, хватит уже запоздалых дифирамбов; нам пора возвращаться к истории Шестой и Седьмой линий.
За собором Святого Апостола Андрея Первозванного в сторону Среднего расположились еще три здания, которые дают право называть этот уголок Васильевского заповедным. О церкви Трех Святителей мы уже упоминали в предыдущей главе, поэтому пройдем сразу к дому №13 по Шестой линии, ныне знаменитому «Дому Троекурова».
Почему ныне? Да потому что до 1968 года никто, кроме специалистов-историков, ничего о Троекурове и его доме слыхом не слыхивал. Если бы о Троекурове спросили тогда кого-нибудь из рядовых островитян, наверняка, получили ответ, что это не кто иной, как персонаж из «Дубровского». Такой ответ, впрочем, можно было бы услышать и сегодня: не очень-то продвинулись мы в знании родного города.
Вообще-то Пушкин, видимо, был осведомлен, что род Троекуровых прекратил свое существование в 1740 году, и, давая фамилию эту одному из героев своей повести, тем самым особо подчеркивал знатность его происхождения.
А был род Троекуровых действительно знатен. Сам Алексей Иванович Троекуров, о котором и идет речь, служил стольником у Петра I. Это он привез в Сергиев Посад царевне Софье просьбу от ее шестнадцатилетнего брата «удалиться ей из Кремля, в Новодевичий монастырь». Отец же Алексея Ивановича был начальником Стрелецкого Указа, должность по тем временам тоже великая.
Когда стали заселять Петербург, князь Троекуров, как и другие сподвижники Петра, был «записан на житье» в столице. Получил он поначалу участок на Стрелке, а когда там стали вести казенное строительство, переселен был сюда, в Шестую линию. На плане острова 1726 года дом Троекурова уже обозначен, как давно существующий. Обозначен он и на аксонометрическом плане 1765-1770 годов Сент-Илера, что поможет потом, по количеству окон первого этажа и мезонину, установить его идентичность с тем домом, что дожил до наших дней.
А дожил до наших дней удивительный особняк с высокими погребами «на сводах», что само по себе уже говорит о его почтенном возрасте. Но при этом, в отличие от подворья Александро-Невской лавры (смотри прогулку девятую), каменные палаты эти явно не принадлежали к типовой застройке по известному проекту 1716 года «для зело именитых». Вместо семи окон по фасаду было девять, вместо двух этажей – один, но с изящным и вместительным мезонином. Правда, был этот дом, как старая дама, густо намазан неприличествующим ее возрасту макияжем. С фасада смотрел на улицу вычурно игривый эклектический декор конца XIX века.
В 1968 году, незадолго до намеченной на Васильевском международной выставки «Инрыбпром», дом был предназначен к сносу. Тогда о заповедном уголке на Васильевском еще речи не шло и дома-долгожители могли быть в одночасье приговорены к смерти, если, конечно, не докажет кто-нибудь их особые права на жизнь.
Доказать это взялась выступившая под эгидой ГИОПа группа энтузиастов, в которую вошли известный историк архитектуры Игорь Александрович Бартенев, архитектор Василеостровского района, уже знакомая вам по предыдущей главе Ванда Андреевна УТМИ, Марина Викторовна Иогансен – она проводила архивные зыскания, а также преподаватели и студенты Академии художеств.
Шестая линия, 13. Дом Троекурова. 2002 г.
Так как, говоря словами Ильфа и Петрова, «дом был обречен», члены группы беспрепятственно провели первый зондаж: и, спустя какое-то время, добрались через двадцатисантиметровый (!) слой штукатурки до первородного фасада, хранившего следы декора… первой четверти XVIII века! Все были озадачены. Дом оказался явно старше времен Петра II и Анны Иоанновны.
А дальше началась «партизанщина». В то время, как остров приводили в порядок, готовясь к предстоящей выставке «Инрыбпром», в его многолюдном центре та самая группа энтузиастов спешным образом старалась облупить, привести в непотребство фасад до этого хоть и старенького, но вполне приглядного дома.
В результате от страха – «А что скажут о нас гости из-за рубежа?» – городские власти затеяли спешный ремонт фасада, но уже под пристальным наблюдением ГИОПа.
Уже после того, как фасад очистили от напластований двух с лишним столетий и по сохранившимся фрагментам восстановили его былой декор – рустовку, наличники, карнизы, – встал вопрос об окраске дома.
Михаил Николаевич Микишатьев, историк архитектуры, когда-то студентом работавший на расчистке и реставрации Троекуровых палат, рассказывал мне, что самым интересным из всего обнаруженного было то, что дом не имел первоначального слоя штукатурки. «Он был покрыт, – вспоминал Микишатьев, – тонким слоем обмазки, этаким левкасом, каким покрывают доску прежде, чем писать икону. Очень белым и твердым, как яичная скорлупа. Восстановить обмазку эту не удалось. Но штукатурить дом мы все равно не стали. А сделали обмазку из извести, которая была загашена в яме, в Эрмитаже еще до войны. Она пролежала там всю блокаду. И Ванде Андреевне удалось эту известь достать из Эрмитажа. И мы выкрасили этой известью дом. Посмотрите, как светится его фасад при косых лучах солнца…».
Лучи весеннего солнца в тот момент, действительно, скользили по фасаду… И он светился; фактура играла, отражая свет от своей поверхности. Так светятся иконы в псковских церквах. И так, предполагает кое-кто из ученых, могли когда-то светится Меншиковский дворец и здание Двенадцати Коллегий.
