Десять прогулок по Васильевскому - [5]

Шрифт
Интервал

Но хватит о несбывшемся!..

Васильевский, как бы ни потешалась над ним судьба, все равно нежно любим тысячами ныне живущих здесь горожан и многими тысячами тех, кто в разное время и по разным причинам покинул остров.

Есть у Васильевского особая притягательность, особый шарм и тайна этого шарма. Что бы я не говорил о нем дурного, я готов отречься от всего сказанного, однажды в утренний час разглядев из проходного дворика, на фоне крыш и глухого брандмауера, луковку Андреевского собора.

Тайна притягательности Васильевского скрыта в сквериках, столь трогательных среди кирпичных громад; в частично сохранившихся от прошлого века остатках палисадников и садов; в живописных проходных дворах, буквально пронзивших остров своей пешеходной системой, непонятной для пришлого человека, но родной для аборигенов.


По суше передвигались, в основном, с помощью конной тяги: на пролетках, на телегах, а если спешить было некуда, то на конке. Ее «крейсерская» скорость составляла восемь километров в час. И петербуржцы, особенно из тех, кто предпочитал ходитъ пешком, шутили: «Конка, конка, догони цыпленка!» Первый трамвай на Василъевском появился в сентябре 1907-го, спустя четыре года после того, как была сделана эта фотография. (Академия художеств. 1903 г. Фотограф неизвестен.)

И еще – это близость Невы… Ни на что не похожий, настоянный на ладожских водорослях, запах ее воды… И блеклые сумерки, спускающиеся на воду… И эти сухогрузные железные шаланды и катера, причалившие к набережной мятежного лейтенанта. И голоса реки, не различимые в глубине острова, но здесь, на его берегах, внятные и бередящие душу.

Василеостровцы, как правило, говоря об острове, говорят и о себе. О том собственном «Васильевском», который должен быть у каждого. Меня, повторяю, всегда интересовала его «неформальная» история, не столько общеизвестные события, сколько анекдоты, редкости, курьезы, касаются ли они свидетельств о пиратстве в акватории острова в десятых годах XX века или легенды о том, что университетское общежитие на Пятой некогда принадлежало публичному дому, а по другим источникам, специализирующемуся по части пива товариществу «Гамбринус» и винным складам АО «Латинак».

Занимало меня и происхождение названий некоторых василеостровских домов. Почему, например, дом №25/24 по Кожевенной линии в Чекушах называют «Скобским дворцом»? Имечко это возникло вместе с появлением на свет Божий в 1906 году огромного и безликого, как и большинство петербургских доходных домов, «сооружения для проживания».

Селился здесь работный люд из разных губерний России: Ярославской, Тверской, Новгородской и в том числе Псковской. Почему именно псковичи были наделены особым вниманием округи – доподлинно не известно. Но, так или иначе, в названии «Скобской дворец» звучит некое ироничное отношение петербуржцев пришлым неотесанным на городской лад людям.

Вообще «пришлость», помноженная на нищету, всегда отторгалась по-немецки аккуратным, чиновным островом. Вот и деревянные постройки, что в начале XX века были на месте нынешних домов №18 по Семнадцатой линии и №27 по Восемнадцатой; назвали «Васиной деревней» не только потому, что владел ими предприниматель из крестьян некто Васильев, а и оттого, что селились в этой «деревне» за самую низкую плату люди деревенские, приехавшие в столичный град на заработки. Фактически это были ночлежные дома. Некий перевалочный пункт для одних и конечный для других.

«Васину деревню» снесли в 20-е годы, когда ликвидировал и всяческие другие ночлежки. На ее месте построили несколько вполне приличных пятиэтажек в конструктивистском стиле; но что удивительно – еще в 50-е годы намять об этой резервации продолжала существовать…

Помню необъяснимую вражду между подростками Василеостровского и Свердловского районов, разделявших в ту пору остров на две части. Видимо, это было продолжение какой-то старой вражды, восходящей еще к временам песни о некоем василеостровском жулике Чесноке, зарезанном гаванскими парнями. Во всяком случае, не принято было гулять стадом по чужим территориям, а если надо было выяснить что-то между собой, «стрелки» назначались на самой границе района, у домов Семнадцатой линии, где и была когда-то «Васина деревня». Теперь-то я понимаю ядовитый смысл не раз слышанной мною фразы: «Мы-то васинские! А они – васины…» Ну и, надо понимать, всякие там «скобские», приезжие…

Должен сказать, что Васильевский как бы весь соткан из несуразностей и парадоксов своей истории и нынешнего островного бытия…

Мне приходилось встречаться со множеством василеостровцев. Были среди них и люди странные, обуреваемые навязчивыми фантазиями. Таким был и Андрей Н., так и не состоявшийся поэт, мой юношеский приятель. Андрей первым обратил внимание на самодостаточность острова. На Васильевском, по его убеждению, было все для независимой ни от кого сытой и счастливой жизни. Были крупные заводы, которые за счет своей продукции, продаваемой за рубеж или в Россию, могли бы содержать население Васильевского. Были фабрики, шьющие одежду и обувь. Были всемирно известные Университет и Академия художеств, десятки научно-исследовательских институтов, морские и речные причалы, трампарк, школы и «дурдом», хлебозавод и свое ликеро-водочное производство.


Еще от автора Виктор Михайлович Бузинов
Расставание с мифами

Книга «Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками» представляет собой сборник бесед Виктора Бузина, Николая Крыщука и Алексея Самойлова с известными и популярными людьми из разных сфер – литературы, искусства, политики, спорта – опубликованных за последние 10 лет в петербургской газете «Дело».


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.