Десять мужчин - [13]

Спальня в конце коридора вдохновения не добавляла: одинарная кровать, над ней опять постер — с Брюсом Ли, — и опять окно без штор.

— Нас любой может увидеть, — посетовала я, глядя в окно на крышу кухни и сарай во дворе.

— Скоро привыкнешь.

— Вряд ли.

Мы притащили из лазарета вторую кровать и, приставив к уже имеющейся, слепили шаткое подобие брачного ложа; обнаруженные в кладовке шторы, кое-как очищенные от паутины, прикрыли окно спальни. Все горизонтальные поверхности в комнате были покрыты изрядным слоем пыли и уставлены снимками мальчишек, державших спортивные трофеи. Такие же призовые кубки — с выгравированными именами победителей или еще ждущие своих хозяев — вкупе все с той же пылью занимали подоконник в прихожей. Сушильный шкаф был забит спортивным инвентарем и мячами всех сортов — для регби, крикета, футбола, хоккея, тенниса, водного поло, сквоша, волейбола. Словом, для меня места в квартире практически не оставалось.

— Только не проси все это вытаскивать, — предупредил мой муж, наблюдая, как я вываливаю содержимое шкафа на пол.

— Что делать с мячами?

— С мячами я сам разберусь. Как насчет чаю?

С чашками в руках мы устроили экскурсию по «Соун-Хаус». Вне стен крохотной квартирки я вздохнула с облегчением. Мы заглянули в просторную игровую с бильярдным столом, в телевизионную комнату со множеством колченогих стульев и в светлую столовую с высокими окнами, выходившими на крикетную площадку. Глянцевые портреты звезд спорта и красоток в мокрых футболках отличали в остальном идентичные детские спальни. На самом верхнем этаже находился кабинет моего мужа.

— Вот здесь я провожу дни напролет, — сказал Учитель, распахивая дверь.

И неудивительно: панорама города и моря изо всех окон, письменный стол, мягкий диван и настоящий камин. В сравнении с кабинетом холостяцкая квартира могла лишь наводить тоску.

У нас было четыре дня на то, чтобы устроиться по-семейному, но возвращение с каникул семи десятков мальчишек страшило меня куда меньше, чем перспектива обеда у заведующего пансионом и его жены.

— Как мне одеться? — спросила я у мужа.

— По-взрослому и, главное, побыстрее, чтоб не опоздать.

За десять минут до назначенного времени я все еще копалась в одежках, разбросанных на кровати.

— Смахивает на блошиный рынок, — заметил Учитель.

— Мне нужен шкаф. — Я натянула мини-юбку из твида и черную водолазку, расчесала влажные волосы. — А где твой фен?

— Мужчины не пользуются феном. Ну же, пойдем. Терпеть не могу опаздывать.

Я наскоро стянула волосы в пучок, и мы бегом помчались к заву, чья квартира занимала целое крыло главного корпуса «Соун-Хаус». Из гигантской, обшитой деревом прихожей изящная деревянная лестница вела к четырем спальням на втором этаже, то есть вровень с нашей конурой, но по другую сторону пожарного выхода, а по сути в совершенно другом мире.

Глава пансиона вышел приветствовать нас из кухни. Маленький, бородатый и лысый, Эрик был с ног до головы в темно-синем, с поблескивающими серебром «молниями», замочки которых болтались на карманах его кримпленовых брюк. Без особых церемоний он засеменил впереди нас в элегантную гостиную: пылающий в камине огонь, персидские ковры, уютные диванчики, изящные китайские лампы. В углу комнаты, спиной к нам, его жена Хельга наполняла блюдо орехами и звучно жевала те же орехи. Нас она не замечала, и Эрик, сообщая о прибытии гостей, хлопнул по обращенному к нам заду жены. Хельга выпрямилась и обернулась, пунцовея.

— Топро пошалофать, — произнесла она с бесспорным австрийским акцентом.

Дама нешуточных размеров, Хельга выглядела еще массивнее рядом с карликом-мужем, а ее поросячьи черты служили напоминанием о первом браке: она была замужем за владельцем одной из крупнейших свиных ферм на острове. Знакомясь, Хельга встряхнула мою руку. Пальцы ее были жирными и липкими от орехов, на верхней губе белели кусочки кешью, которые она слизнула, прежде чем вымучить улыбку.

Разлив по бокалам херес, Эрик уселся рядом со мной на одном из диванчиков, Хельга же заняла место на другом, рядом с моим мужем. Тот подмигнул мне, явно предупреждая, что легко не будет, — и беседа заскрипела, как ржавая пила.

Вторично наполнив свой бокал, Хельга вернулась к моему мужу, шмякнула ладонью по его бедру и провозгласила театральным шепотом:

— Полше ни у кого ф школе такой шены нет. Пострафляю!

— За вас и за ваше совместное будущее, — быстро вставил Эрик, поднимая бокал.

— Сколко фам лет, фы гофорите? — поинтересовалась Хельга.

— Двадцать два, — соврала я.

В свои девятнадцать я годилась в подруги скорее старшеклассникам, чем тридцатидвухлетнему Учителю, и потому мы с ним сошлись на двадцати двух как на приличной и правдоподобной альтернативе.

— Я тоше в перфый рас фышла самуш в тфатцать тфа, — сообщила Хельга. — Толко этто плохо кончилось. Мошет, уше пойтем кушать?

Обед нас ждал на кухне. Допотопная газовая плита, длинный и узкий, наподобие монастырского, стол, накрытый на пятерых. Пока я гадала, что за смельчак отважился опоздать на обед к заву, дверь открылась.

— Разбиралась с кроватями. Похоже, одной не хватает, — сообщила бледная крашеная брюнетка, ковыляя к столу на шпильках-гвоздиках. Ее юбка слепила карамельным розовым, чулки отсутствовали, убийственные каблучки белых лодочек цокали по каменному полу. По-моему, ей было жутко холодно. И по-моему, далеко за пятьдесят.