Десять минут, которые потрясли Корчму - [2]

Папаша Джо: (кривляясь) Тумбала - тумбала - тум балалайка! Шпиль балалайка, шпрех балалайка!..

Корсар (так же кривляясь): Твой голос на мамин совсем не похож! Ты голосом толстым фальшиво поешь! (Прим автора - для тех, кто в танке - мультик "Волк и семеро козлят")

Папаша Джо: Вот ты и признался - Карела твоя мать! Значит - ты жид. Бей жидов!..

Корсар (покручивая пальцем у виска): Нет, это клиника... Где санитары?!

Дверь раскрывается и входят два амбала. Описать вошедших практически невозможно. Проще сказать так - "Лица, не обезображенные интеллектом".

1-вый санитар: Это кто тут про "жидов" орал?

Папаша Джо: Ну, я! А что они...

2-ой санитар: Собирайся. Поедешь с нами.

Корсар (злорадно): так его, голубчика!!! Вы его в больницу?

1-вый санитар: Именно. Его главврач вести будет. Он у нас особенно запущенными случаями занимается...

Корсар: Не подскажете фамилию? Чтоб знать, кого с 23-м февраля поздравлять.

2-ой санитар (уже через плечо): Лютовой его фамилия!

Карела и Сударушка (переглядываясь): Что-то знакомое?.. Хм, кто бы это мог быть?.. Наверное, первый муж Лены Мельниковой...

von Kesselberg: Нет, это фамилия одного правозащитника. Точно помню. Он еще чеченов защищал.

Сударушка: Ага, которых вы, сударь, резать предлагали...

von Kesselberg: Не было такого...

Сударушка: Было, было! Вы тогда еще Локи послали! А потом помирились...

von Kesselberg: Не спорю, может и было... Помирились ведь? Значит, не очень далеко послал.

Карела: (в сторону) ...или он не пошел...

von Kesselberg: И то верно...

В уголке опять возня: кого-то, судя по крепчайшим выражениям, мужеска пола, бьют табуретом по голове. На вопрос фон Кессельберга "за что?" советуют заткнуться во избежание получения табуретом на сей раз уже самим "фоном". Кессельберг вглядывается во мрак, надеясь разглядеть, кто это "такой смелый" и с неудовольствием обнаруживает, что напрягаться смысла не имело. Дрались greg с Техасцем, а это их стандартное занятие. В настоящий момент по их внешнему виду нельзя отделаться фразой, мол что "победила дружба". Ибо таковой нет и не было.

Техасец: Кисселльберг! (непечатное) Где продолжение "Зайчика"?!

von Kesselberg : (опять же непечатно) ...Романовский! Не предмет. Просто я не в ударе... Нажраться хочется сегодня... Допишу - дам. (Ответ стандартен до безобразия. Автор просит прощения за банальности) Убедительная просьба не говорить Киссельберг. Я - фон Кесселльберг.

Техасец (настаивая): Это у вас стандартно! Не можете дописать, не беритесь! Вон, посмотрите на Кострому. Ничего не может, при этом и не берётся...

(В зале слышен слегка сдерживаемый смех)

Техасец (грозно): Кто ржет?

Сударушка: Ну я... Чтоб вам приятное сделать. Хотя - вы пошляк. И "Петерлинкская баллада" ваша (давясь от хохота) - сплошная пошлость...

(вылезает некое существо, прозывающееся Shi... дальше не помню. С ходу называет Карелу "жидовкой", что не позволяет себе даже любящий её Техасец, а автора называет смердом. С проистекающими.)

von Kesselberg: Э, дядя... Вы сами чего другого наваяйте, а уж потом и пишите о "смерти русской литературы"... Тем паче что я - не русский. Так что проще сравнивать меня не с Пушкиным, а скажем - с Гёте...

Что-то типа Shi...: Молчите! Гёте... Гейне, блин!.. С Геббельсом вас впору сравнивать. Всё, что вы пишете - банальность...

von Kesselberg: А кто спорит?! Я ж забавы для...

Что-то типа (ну и так далее) Все равно! Вы - козел!

von Kesselberg: Да? И вы можете определить породу? И размер рогов?

Что-то типа: Могу! Я уже определил...

Несколько человек "в едином порыве" хватаются за табуретки. Кессельберг вопит, что дескать "...это не поможет..." и эти же несколько хватают существо "за ноги - за руки" после чего изо всей силы бьют существом по столу, за которым оно сидело. Стол разлетается вдребезги, из под него доносится сдавленный писк.

von Kesselberg: Ну вот!.. Про Чужую-то забыли. Пришибли небось ребенка?..

Николай Власов (заглядывая под стол): Мадемуазель, простите. Вы живы?

Чужая(берясь за запястье): Пинг вроде есть...

von Kesselberg (стоя над политическим трупом "существа" и обращаясь ко всем): Меня всегда удивляли люди, способные узреть "Сумерки Богов" в сиюминутных рассказиках, написанных исключительно "на злобу дня"...

Занавес...

Акт 2

На сцене, как говорится "те же" и Ехидный. Он занимается тем, что прикрепляет на стену эпическое полотно "Дед Мазай веслом убивает своего сына". В благородных чертах деда Мазая угадываются черты самого Ехидного, в роли "сына" - Зайчик-Убийца. Картина совершенно антиполиткорректна, бо череп Зайчика не пробит, а снесен наглухо и дед Мазай вынужден обнимать сына за плечи. Весло, похожее больше на акинак, валяется рядом. Присутствующие нестройными голосами просят Ехидного снять "эту гадость", на что он отвечает решительным отказом.

Николай Власов: Ехидный, ну нельзя же так!

Ехидный: Я так вижу! (Аргумент непробиваемый, кстати - прим. Ред)

von Kesselberg: Все так говорят. А за что вы его, кстати?

Ехидный: Вот уж не помню... Просто под руку попался наверное.

von Kesselberg: А это повод, по вашему?

Ехидный: Ах, да! Он что-то про демократию нехорошее говорил.