Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию - [16]

Проходит три часа, надо подумать о передышке. В ней так нуждаются измученные жарой лошади.

Входим в лес, который кажется стерильно чистым и радующим глаз. Повсюду трава и цветы, и среди этого цветущего океана возвышаются гигантские бесплодные деревья, чьи кроны поднялись так высоко, что их едва видно.

Нигде нет и ручейка, который бы питал их корни. И какое странное необъяснимое явление, свойственное лишь некоторым деревьям Австралии — а именно они окружают нас, — все их листья повернуты к солнцу вертикально, ребром. Вместо того чтобы заслонить собою наши пылающие головы от жгучего светила, они пропускают его жар, который, кажется, доходит до самых мозгов. Над нами нет никакого прикрытия! Только эти проклятые листья, как будто прикрепленные к ветвям рукой злого гения.

Но ничто не вечно, даже страдания. Идущие впереди наконец увидели полянку, к которой все и устремились, уже дымясь от палящих лучей, как кратеры вулканов. Посреди прогалины гордо высилось единственное дерево, настоящий гигант в сравнении с другими, — и какое счастье! — его большие листья, серо-зеленые сверху и серые, как олово, с обратной стороны, росли нормально и отбрасывали тень, сулящую дивную прохладу.

Еще минуты три пересекаем последнюю полосу жары и вот-вот устроимся на отдых, который так заслужили.

Но какой неожиданный сюрприз преподносит зловредное существо, фантазия которого творит все причудливые явления в Австралии!

Том, верный слуга майора, в страшном волнении. Ведя за собой измотанную лошадь — полукровку Блек, которую, между прочим, любит больше себя самого, он кричит, пытаясь нас остановить. Старина, обычно говорящий на достаточно понятном англо-франко-туземном жаргоне, сейчас пришел в такое волнение, что смысл выкрикиваемых им слов совершенно неясен. Он протягивает руки, потрясая туземным копьем с костяным наконечником.

Что же случилось? Солнечный удар?

Майор, хорошо зная Тома, считает, что тот не мог прийти в такое состояние без веской причины. Он просит всех остановиться и подходит к своему преданному слуге. Отчаянная пантомима аборигена, показывающего на объект нашей мечты — дерево посреди поляны, — и несколько слов, обращенных к хозяину, производят на последнего сильное впечатление.

— Что случилось, майор? — любопытствую я. — Ради Бога, пожалейте нас, пожалейте мисс Мери! Ведь тень, майор, желанная тень!

— Мне очень жаль дорогую мисс, но располагаться на отдых в этом месте нельзя. Бежим как можно скорее! Тут — смертельная опасность!

— Господи, почему?

— Вы знаете, что здешняя природа, нам совершенно неизвестная, не скрывает своих секретов от Тома.

— Конечно, без сомнения.

— Так вот, это дерево — вай-вайга. Теперь понимаете?

Вай-вайга? А что это значит?

— Дерево Птиц.

— Но, дорогой друг, здесь на всех деревьях полно птиц.

— Я никогда не видел такого дерева, но слышал о нем из наводящих ужас рассказов связных, вернувшихся с равнины Бюиссон. Они ничего не преувеличивают. Посмотрите лучше, что творится с Томом!

— По-моему, перед нами дерево, именуемое Уртика гигас. Оно кажется совершенно безобидным.

— Символ смерти…

— Вы преувеличиваете.

— Ни в коем случае. Это дерево известно некоторым натуралистам под названием Дерева Птиц, — любая из них, прикоснувшись к его листьям, моментально погибает.

— Черт побери! Значит, это действительно серьезно?

— Разве я похож на шутника? Взгляните на побелевшие скелетики, разбросанные по траве. То — его жертвы!

— Тогда надо поскорее убираться отсюда.

С любопытством натуралиста я подошел к дереву-убийце и с осторожностью осмотрел его.

— Подумаешь! — раздался голос позади меня. — Какие-то выдумки. Я лично хочу спать, и меня не удержит никакое Дерево Птиц. Вот растянусь под ним и прикорну.

Это был Сириль. Известный скептик, он вознамерился подойти ближе к кроне.

— Берегись! — предостерег я. — Может случиться несчастье!

— Да будет тебе! Вся эта паника из-за того, что черномазый хочет навредить нам. Какая там опасность? Смотри!.. — Сириль схватился за большой лист и тут же рухнул наземь.

Я вскрикнул, решив, что он погиб.

Том сделал предостерегающий жест и, потребовав, чтобы мы отошли подальше, вынес из-под тени молодого человека, недвижимого, как труп.

Пальцы Сириля по-прежнему судорожно сжимали лист, и старый абориген обмотал руку тряпкой, чтобы избежать прикосновения кожи к смертоносному растению, а затем вытащил его с величайшей предосторожностью и отшвырнул прочь.

Мы быстро раздели Сириля. Тщетно я пытался понять, что за чудовищное зло сразило здоровяка. Нигде не было видно ни следа внешних повреждений. Хотя сразу бросилось в глаза, что вся правая сторона его тела приобрела мертвенно-бледный синеватый оттенок. Она была обескровлена и нечувствительна, словно долгое время находилась под действием сильного анестезирующего средства. Однако сердце Сириля билось, правда, очень слабо. Появилась ничтожная надежда. Я попробовал сделать искусственное дыхание, растирание водкой. Облегчения не наступало.

Но куда подевался Том? Уже более двадцати минут, как он умчался, подпрыгивая, словно кенгуру.

Боже мой! Что делать? Наша наука бессильна, никакие средства, применяемые в цивилизованных странах, не помогли.