Десять маленьких непрошеных гостей. …И еще десятью десять - [41]
Самка комара…
…и в еще большем увеличении ее голова с длинным колющим хоботком
Комар-самец.
Его голова с длинными, густо опушенными усиками.
Этот длинноногий родич комара — долгоножка, знаком всем,
но не каждому доводилось рассматривать насекомое под лупой.
Снимки американского натуралиста Реттенмейера (он сделал их в зоне Панамского канала) доказали, что щетинохвостые разных видов живут и среди кочевых муравьев.
Все без исключения клопы — и хищные, и растительноядные, — уже выходя из яйца, оснащены колюще-сосущим ротовым аппаратом. На снимках растительноядные клопы-щитники.
Усы домовых вредителей-дровосеков часто не уступают в размерах и массивности тем, которые мы видим у жука, показанного на снимках.
Крестовики искусно плетут паутину.
Ее липкие сети покрыты унизывающими нить наподобие бусинок капельками клея.
Среди родственников паука-сенокосца встречаются и такие, чье тело в 17–15 раз короче его ходильных ног.
Глаза сенокосцев расположены в особом выступе и образуют на спине нечто вроде смотровой башенки.
Ни один из относящихся к паукам-сканунам видов не строит ловчей сети, все охотятся, прыгая на добычу.
Здесь показаны два жука из четверти миллиона описанных видов. Жучки-долгоносики вооружены длинным хоботком — «клювом».
У этого тропического жука (он водится на Мадагаскаре) голова длиннее всего остального тела.
У некоторых бабочек-веерниц передние и задние крылья расщеплены, каждое на несколько перовидных лопастей.
Сравните пчелу, только что вылетевшую из улья,
с той, которая успела посетить цветок и уже вся осыпана пыльцевыми зернами. Профессор К. Фриш свыше 60 лет посвятил изучению ориентировки пчел в полетах, во время которых они, собирая для семьи корм, опыляют цветки.
И. Халифман
…И еще десятью десять
О героях очерков К. Фриша и их ближайших сородичах
Название сборника очерков Карла Фриша можно было бы перевести и так: «Десять маленьких квартирантов». Или точнее: «Десять маленьких созданий, живущих с нами в одном доме». Напомню, что Фриш рассказывает отнюдь не обо всех наших «соседях» по дому, а лишь о части тех, кто по природе своей тяготеет к человеческому жилью, прямо или косвенно связан с жизненными условиями, окружающими нас. Свиту человека образуют создания, далеко не всегда, как выясняется, званые, верноподданные, приятные, полезные для дома и его жильцов.
Правда, паука, например, с первого взгляда вроде бы и нет оснований включать в эту свиту. Ведь их такая масса в лесу, в степи, на воле, а человек сам по себе ничем питательным неспособен поддержать это восьминогое существо. Но комнатная муха, получая от человека и стол, и дом, по праву поставлена Фришем на первое место среди героев его рассказов. С очерка о мухе начинается книга. А уже вслед за мухой к жилью человека потянулся и паук. Стол его состоит главным образом из двукрылых, но кров предоставляется человеком.
Перечисляя животных, обойденных вниманием в очерках и упомянутых лишь в «Заключении», Фриш называет в числе других золотую рыбку и канарейку. Это странно! Здесь автору определенно изменяет точность его, как правило, не знающего промахов пера. Конечно, ни гибкая и юркая золотая рыбка, ни тритоны комнатных аквариумов, ни бронированные черепахи и зеленые лягушки, ни обтянутые тисненой кожей изящные ящерицы или землистые змеи домашних террариумов, ни канарейки и прочие комнатные певчие птицы, посвистывающие и чирикающие, ни попугай и всякие другие декоративные пернатые, блещущие в глубине обширных вольеров своим многоцветным одеянием, а также неутомимая рыжая белка в колесе или ежиха с ежатами — все они никак не наши спутники, даже не случайные, мимолетно наведавшиеся или засидевшиеся гости, а пленники, невольники, заключенные. Они вполне подобны тем, которых мы видим сквозь массивные чугунные прутья или тонкую стальную сетку ограды в зоологических садах и музеях живой природы.
Тем, кто еще не видит, в чем тут разница, можно посоветовать отложить на какое-то время заботу и попечение о диковинных приемышах. Позже или раньше, а иногда тотчас же, все эти звери, птицы, тварюшки погибнут, если не расползутся, разбегутся, разлетятся, чтобы самим устроить свою жизнь. Может даже случиться, что, смолоду избалованные вниманием и уходом человека, они не смогут жить на воле и до срока погибнут, однако сами, «по доброй воле» под кров человека, как правило, не возвратятся. А вот героям очерков Фриша — всяким нахлебникам, паразитам и непрошеным гостям — только и требуется, чтобы их предоставили себе.
Тут-то они себя и покажут.
Именно по этой линии и проходит отличие, граница, рубеж.
Если строго следовать принципу, положенному Фришем в основу отбора героев, о которых он так интересно рассказал, то к числу сожителей человека с гораздо большим правом, чем канарейку, следовало бы причислить воробья или городскую ласточку. Не имеет значения, что эти птицы селятся вне наших квартир. Важнее, что они сами устраиваются сплошь и рядом под одним кровом с нами.
Недавно соотечественник Фриша доктор Курт Гунтер опубликовал отчеты о своих многолетних переписях членистоногого населения гнезд городских ласточек. Собранные им данные заслуживают того, чтобы их хотя бы вкратце пересказать.
