Десну перешли батальоны - [31]

— Пан Менза, какие будут распоряжения?

Положив руку в теплой перчатке на плечо есаула, полковник подвел его к окну. Марьянка опускает глаза, смотрит в свою корзинку.

— Приказ пана головного атамана Петлюры таков, — слышит Марьянка шепот полковника. — Большевики… через Десну… взорвать мост… — жадно ловит Марьянка обрывки фраз. — Ночью без прожекторов…

Марьянка громко выкрикивает:

— Кто же заберет масло и хлеб? Сидеть холодно.

Есаул хохочет:

— Ого-го, разве у нас некому тебя согреть? Вот сколько хлопцев. Все орлы, как один.

Полковник прищурился и оглядел Марьянку с головы до ног.

«Поскорей бы домой! — думала девушка. — Не забыть бы, не забыть бы… Большевики через Десну… взорвать мост… ночью без прожекторов…» — мысленно повторяла она. Полковник закурил папиросу и опять скрылся в комнате телеграфиста. Есаул подсел к Марьянке. Их окружили «сечевики».

— Ну, так сколько ты хочешь за свое масло? — спросил он.

— Да уж давайте, сколько дадите. Ноги замерзли…

— Вот видишь! Я знал, что девушка перед настоящим казаком не устоит! — подмигнул он «сечевикам» и вытащил три карбованца.

— На, девушка, и знай мою доброту…

«Сечевики» купили белый хлеб. Марьянка заспешила к выходу.

— Черноглазая, скажи, как тебя зовут? Когда побьем большевиков, я в гости к тебе приеду, — кричал ей вслед есаул.

— Приезжайте, приезжайте… А зовут меня Ганка Орищенко. Самый красивый дом напротив церкви — моего отца… Приезжайте…

Через станционный двор Марьянка вышла в поле, а когда миновала пригорок, побежала, не оглядываясь, «Наторговала сегодня. Надводнюк будет рад…» — думала она и повторяла слова, услышанные от полковника.

Навстречу ей дул холодный ветер.

Пошел снег.

* * *

Ночь темная, беззвездная. Густой сосновый лес сливается с темнотой. Но люди свободно ориентируются: издавна знают, что слева от дороги — старый лес, справа — молодой сосняк. Людей немного — небольшой вооруженный отряд. Они цепочкой, один за другим, идут, пригнувшись между рядами молодых сосенок. Тишина. Свежий снег едва слышно хрустит под ногами. В лесу тепло и безветренно. Где-то позади спит село. Едва доносится пыхтение паровоза на станции. Это петлюровский бронепоезд стоит под парами.

Сосняк кончился.

— Тут, — прошептал Надводнюк, и отряд окружил его. Воробьев долго всматривался в лица друзей.

— Не боитесь? — спросил он. — Кто боится, пусть идет домой.

— Нет таких, — ответил за всех Павло Клесун.

Михайло наклонился к товарищам.

— Утром советские войска начнут наступление от Макошина. Петлюровцы хотят взорвать мост через Десну. Этой ночью их бронепоезд без прожекторов подойдет к мосту. Поняли вы мой план, фронтовики?

— Поняли, поняли…

— Так вот: Бояр, Клесун и Кутный будут отгребать лопатками снег из-под рельсов, чтоб были видны костыли; Дмитро, Ананий и я ломами вытащим костыли, а Малышенко и Шуршавый пройдут шагов на двести вперед и будут караулить; Сорока и Песковой — караульте здесь. Работать тихо и осторожно. Оружие держать наготове! Давай…

Отряд рассыпался. Через несколько минут послышалось осторожное царапанье лопаток о снег и глухой звук прикосновения железа к железу. Когда Ананий или Надводнюк надавливали ломом и костыль выскакивал из шпалы, в воздухе слышалось короткое: «лусь».

Сверху сыпал снежок, мягкий и нежный.

Прошло несколько десятков минут, и отряд тихо спустился с насыпи. Было уже за полночь. Гуще посыпал снег, мороз уменьшился. В лесу было тихо-тихо. Пахло смолой.

Воробьев слышал, как стучит его сердце. Глухо и отрывисто: тук!.. тук-тук!.. тук!.. Прошло еще несколько минут. Напряжение росло. Сердцу стало совсем тесно в груди. А вдруг советские войска начнут наступление раньше, чем подойдет сюда петлюровский бронепоезд? Тогда мы своих подведем… Михайло покрылся холодным потом… Связаться! Немедленно предупредить!..

Он посоветовался с Надводнюком.

— Павло! — шепотом позвал Дмитро.

— Есть!

Воробьев рассказал о своих опасениях.

— Пойдешь?

— Пойду!

Клесун торопливо пожал руку товарищам и исчез в темноте.

В напряженном ожидании проходило время. Каждая минута казалась такой длинной, как вечность. Где-то далеко в селе пропел петух. Ему ответил второй, третий… Перекликнулись, и опять стало тихо. Где-то слабо и одиноко залаяла собака. Безмолвно стоял лес. Кружились снежинки. Каждого волновала мысль: успеет ли Павло добежать до Макошина? Отсюда до моста пять верст. И никто не знает, сколько уже прошло времени после ухода Павла. Может быть — полчаса, может быть — больше…

Начали коченеть ноги. Холод пронизывал тело. Партизаны притаптывали, чтобы согреться. Они завидовали Павлу. Он бежит, и ему не холодно.

Пропели вторые петухи. Чувствовалась близость рассвета… Вот тогда на станции громче запыхтел паровоз. Партизаны насторожились. Надводнюк покрепче сжал ручку бомбы, отобранной у Никифора Писарчука… Паровоз на станции запыхтел еще громче — по лесу прокатилось эхо. Бронепоезд тронулся… Прошло еще несколько минут. Паровоз тяжело вздыхал, он поднимался в гору. Совсем глухо гудели рельсы. Ближе, ближе. Партизаны впиваются глазами в темноту и нащупывают черное пятно, быстро мчащееся по направлению к ним. Надводнюк уже видит жерла двух пушек. Жерла грозно смотрят на север… Бронепоезд вот-вот поровняется с ними. Партизаны вытягивают шеи, подаются корпусами вперед. Вдруг в воздухе загремело, затрещало, застонала земля. Колеса врезались в шпалы — бронепоезд сошел с рельс.