Десантник разведотряда. Наш человек спасает Сталина - [42]

– Ого! Александра второго должен помнить, – хохотнул один из штатских.

– Вроде того, назвался инженером из Петербурга.

– Имя у этого инженера есть? – спросил куратор.

– Имя? – переспросил Олег. – Не знаю, я его дедом звал, а он сказал только свою фамилию – Киреев.

– И все?

– Ну да. Хвастал, что служил на Вагоностроительном заводе Речкина и К°, но работал на какого-то Сикорского.

– Еще имена называл? – с напряжением в голосе спросил один из штатских.

– Называл Глушкевича, Пулавского и Мишталя, после Великой Октябрьской революции вместе с ними уехал в Польшу.

– На белополяков работал?

– Говорил о каком-то КБ на «Панствове заклады лотниче». Вероятно, это название военного ведомства или завода.

– Кто был инициатором знакомства?

Олег задумался и неопределенно пожал плечами:

– Не знаю, в доме только бабка с этим дедом, и я лежал. Между собой они говорили по-польски, а со мной по-русски.

– Лежал? – удивился Петр Николаевич. – Ты, вообще, где был и как туда попал?

– Переправил Занозу, а утром угнал с аэродрома «Фоккер» и полетел на восток. Когда закончилось топливо, попытался сесть на речку и разбился.

– Документы в управление! – приказал куратор. – А мы позавтракаем и поедем следом.

Завтрак получился невеселый, к столу вышла заплаканная Валя и все время хлюпала носом. Тут еще примчалась будущая теща, по-родственному обняла и расцеловала Олега, затем села за стол напротив Петра Николаевича и уставилась на него взглядом сурового прокурора.

* * *

В управлении прямиком прошли в кабинет начальника Оперативного отдела, где уже собралось с полдюжины человек в погонах и без оных. Олега усадили на стул, а первый вопрос показался по-дружески добродушным:

– Как ты умудрился угнать секретную разработку немцев?

– Я здесь ни при чем. Партизаны привели к дальней стоянке аэродрома, а этот стоял с работающим двигателем.

– Партизаны сразу тебе поверили или ты показал им свои документы?

– Все намного проще, среди них были мои знакомые по Пинскому обкому, третий секретарь и командир взвода НКВД.

– Ты им сразу доверился?

– Разумеется, мы эвакуировались в одном поезде, а расстались в Саратове.

Вопросы сыпались непрерывной чередой, причем разрывая хронологию событий и саму тему. Его попросили назвать уплаченную на Рюгене сумму за бэушную форму, затем поинтересовались питанием у партизан. При этом за спиной сидели два стенографиста, а напротив еще одна парочка личностей в гражданской одежде внимательно отслеживала мимику и жесты. Олег отвечал уверенно и искренне, ибо о том, что он скрывает, никто не догадается спросить.

Допросы продолжались шесть дней, и он воспринимал это как должное. Человек месяц пропадал неведомо где и недоверие более чем обосновано. Утром его отвозили в кабинет начальника, после обеда передавали на руки врачам Центрального военного госпиталя. Затем он садился за составление отчета, и снова начинались допросы до позднего вечера, когда его отвозили домой.

Через неделю, после заключительного медосмотра, начальство госпиталя вручило копию заключения, по которому Олега признали годным к службе. При этом категорически запретили прыжки с парашютом и ограничили вес заплечного груза тремя килограммами. Олег прочитал непонятный диагноз: «Травма брюшной полости, вывихи тазобедренных суставов, искривление позвоночника, хронический остеохондроз». Он не горбат и не кривобок, посему никакого искривления не может быть в принципе. На этот раз из госпиталя привели прямо в кабинет начальника, где с ходу предъявили обвинение:

– Почему твой отчет расходится с реальными действиями?

– Я честно описал свои поступки, ничего не утаил и не добавил, – возразил Олег.

– Честно, говоришь? Тогда послушай сообщение партизан: «Проявив отвагу и находчивость, захватил бронемашину карателей и пулеметным огнем уничтожил взвод СС. Затем сменил позицию и расстрелял роту полицаев». У тебя написано лишь об участии в боестолкновении партизан с карателями.

– Я правильно написал, у партизан было два пулемета, а я был за рулем. Из пулемета стреляли партизаны.

– Партизаны, говоришь! Здесь написано о семьях партизан, которых ты спас от уничтожения.

– Не семьи, а жены, и стреляют они отлично, сначала меня хотели пристрелить. После захвата бронемашины поставил женщин за пулемет, вот они и выкосили полицаев.

– Не увиливай! За недостоверное составление отчета объявляю тебе выговор! Вот бумага за подписью командира и замполита отряда с круглой печатью! А ты один и доверия твоим словам нет!

Далее пошел полноценный разнос с обвинениями в близорукости и легкомысленности. Он был обязан предпринять все меры для скорейшего возвращения с задания, а не помогать гражданскому населению в боях с карателями.

– Мне требовалась медицинская помощь, а они видели перед собой говорящего по-русски немецкого пилота, – напомнил Олег.

– Это ты не мне говори, а вот сюда, – начальник потыкал пальцем в отчет, – напиши! Бумаги уйдут к не знающим нашего дела людям, а вернутся с большими неприятностями!

Пришлось садиться за дополнения к уже написанному тексту и собственноручно описывать личный героизм, которого в реальности не было. Попутно он получил еще один втык и добавил несколько строк о недоверии со стороны местных жителей, постаравшись представить это как бдительность.