Дерзкое предложение дебютантки - [8]

— Да, милорд.

— Почему в таком случае вы упорно продолжаете приходить ко мне с докладом, что работа не выполнена, потому что графиня этого не одобрила бы? Не желаю больше слышать эту отговорку, — сказал Эдмунд, поднимаясь на ноги, и, наклонившись вперед, уперся ладонями в крышку письменного стола. — Ясно вам?

Он впервые вышел из себя в присутствии своего подчиненного. Накричал на человека, который не может позволить себе дать отпор. Потому что устал, в этом все дело. Вчера он заснул, думая о Джорджиане, и всю ночь его преследовали сновидения о том, как ее поочередно тащат к алтарю какие-то омерзительные типы. Что еще хуже, сам Эдмунд всякий раз присутствовал при первой брачной ночи. Снова и снова Джорджиана взирала на него своими огромными карими глазами, моля о спасении, в то время как очередной грубиян срывал с нее одежду и валил на кровать. Но Эдмунд так и не пришел ей на выручку. Потому что не поручился бы, что, пытаясь спасти Джорджиану, руководствовался благородными мотивами. Возможно, на самом деле он лишь хотел занять место другого мужчины в ее постели.

Испытывая отвращение к самому себе, Эдмунд поднялся за несколько часов до времени, когда его злополучный камердинер ожидал вызова, приказал подать завтрак, но не проглотил ни кусочка и в конце концов отправился в лодочный сарай.

Чуть не час он греб вверх по реке, но, как бы ни напрягал силы, не сумел обрести ясность рассудка, обычно даруемую прогулкой на лодке.

Разозлившись, что даже здесь не может избавиться от мыслей о Джорджиане, Эдмунд позволил течению отнести себя обратно к сараю и прошел в свой кабинет, надеясь с головой уйти в работу. Результат получился неутешительным.

— Я понимаю ваше положение, Роулендс, — добавил он, усаживаясь обратно за стол, — но прошу приводить в исполнение даже те приказы, которые графиня не одобряет. Хоть она и приезжает сюда гораздо чаще меня, и вы уже долгое время делаете все, что она велит.

Роулендс покраснел.

— Мы очень благодарны ей за то, что взяла на себя бразды правления, когда ваш батюшка потерял интерес к поместью, милорд, — заметил он.

— Да, матушка вела дела безукоризненно. Я отлично понимаю, что только благодаря ей унаследовал поместье в его нынешнем состоянии. — Ему в самом деле следовало бы испытывать к матери большую благодарность. — Но я достиг совершеннолетия и теперь сам занимаюсь делами.

— Однако ее светлость настолько привыкла поступать по-своему, что для всех было бы лучше, если бы вы сами с ней поговорили. — Лицо управляющего при этом сделалось свекольного цвета.

— Согласен с вами, — проговорил Эдмунд.

Собственно, это его обязанность — велеть матери перестать вмешиваться в ведение хозяйства. Он заставил себя продолжить обсуждение дел с беднягой Роулендсом, которому потом придется претворять в жизнь его планы пред лицом властолюбивой леди Эшенден. Но он сумел лишь отчасти сосредоточиться на посадках и будущем урожае, поскольку мысленно то и дело возвращался к Джорджиане, отлично выглядевшей в своей амазонке. Вспоминал нахлынувший на него дикий, почти примитивный прилив похоти, когда он вдохнул запах ее чистого, нетронутого тела, и собственное доводящее до умопомешательства желание прямо там, на берегу ручья, доказать ей, что ничем не отличается от прочих мужчин из плоти и крови.

Неудивительно, что, надышавшись ее запахом, он так скверно спал ночью. Особенно после ее заявления, что именно на нем будет лежать вся ответственность за то, что с ней случится в Лондоне.

День клонился к закату, а Эдмунд никак не мог выбросить из головы предложение Джорджианы.

Ему не давали покоя сказанные ею слова: «С глаз долой — из сердца вон, так, кажется, говорят?» Будто обвиняя его в том, что повернулся к ней спиной. Бессмыслица какая-то! Ведь именно она не ответила ни на одно из присланных им писем. Кроме — какая ирония! — самого первого. То была записочка, которую он спрятал в щели между каменной стеной и стойкой ворот подъездной аллеи, где они обычно оставляли друг другу послания, если по какой-то причине не могли встретиться на обычном месте.

«Доктору Шоулзу удалось убедить матушку, что, чтобы дожить до совершеннолетия, мне будет полезно перебраться в более теплый климат. Я уезжаю завтра. Буду писать тебе. И ты мне тоже пиши, пожалуйста».

Джорджиана ответила:

«Буду писать. И скучать по тебе тоже».

Скучать по нему — ха-ха!

Лакей, собирающийся убрать со стола скатерть и принести портвейн, вздрогнул, и Эдмунд понял, что, похоже, высказал последнюю мысль вслух.

И разозлился еще сильнее. Черт подери, из-за нее он даже поужинать спокойно уже не может! Он не испытывал подобного душевного смятения с тех самых пор, как отправился на южные острова. И тщетно ждал писем от Джорджианы. По истечении полугода он заставил себя принять тот факт, что она не сдержала слово. И что совсем по нему не скучает.

Доктору Шоулзу пришлось объяснить ему суть происходящего.

«Хорошо, что ты уже усвоил, как непостоянны женщины, — сказал тогда старый эскулап. — Но они и сами ничего не могут с собой поделать. Говоря что-то, они действительно имеют это в виду, но пять минут спустя им в голову приходит другая идея, заставляя тут же позабыть первую. Или попросту передумать».