Дерзкие побеги - [24]

«Отъезд был назначен на воскресенье, – писал Троцкий позже, – в полночь. В этот день местные власти ставили любительский спектакль. Я показался в казарме, служившей театром, и, встретившись там с исправником, сказал ему, что чувствую себя гораздо лучше и могу в ближайшее время отправиться в Обдорск. Это было очень коварно, но совершенно необходимо.

Когда на колокольне ударило 12, я крадучись отправился на двор к Козьей Ножке. Дровни были готовы. Я улегся на дно, подостлав вторую шубу, Козья Ножка покрыл меня холодной, мерзлой соломой, перевязал ее накрест, и мы тронулись. Солома таяла, и холодные струйки сползали по лицу. Отъехав несколько верст, мы остановились. Козья Ножка развязал воз. Я выбрался из-под соломы. Мой возница свистнул. В ответ раздались голоса, увы, нетрезвые. Зырянин был пьян, к тому же приехал с приятелями. Это было плохое начало. Но выбора не было. Я пересел на легкие нарты со своим небольшим багажом. На мне были две шубы, мехом внутрь и мехом наружу, меховые чулки и меховые сапоги, двойного меха шапка и такие же рукавицы – словом, полное зимнее обмундирование остяка. В багаже у меня было несколько бутылок спирта, то есть наиболее надежного эквивалента в снежной пустыне». Чтобы сбить полицейскую погоню с пути, Рошковским заранее было решено в день побега отправить из города местного жителя с упряжкой с телятиной. Когда позже, через два дня, полиция стала расспрашивать охранника, дежурившего в ночь побега на пожарной каланче, с которой великолепно было видно любое движение, тот указал тобольское направление «телячьей упряжки». И полицейские ринулись вслед за ней, теряя драгоценное время.

Между тем беглец с возницей двигался на быстрой оленьей упряжке по Сосьве. Как писал Троцкий, все время он переживал, что пьяный проводник собьется с пути, поскольку частенько просто засыпал и не реагировал ни на какие действия. Только когда удрученный Лев Давидович догадался совсем снять с него шапку и голова зырянина покрылась инеем, тот перестал пугать своего пассажира, и движение упряжки наконец-то приобрело нужное направление. Вообще Троцкий очень поэтично описывал свой побег, восхищаясь и природой северного края, и красотой оленей: «Это было поистине прекрасное путешествие в девственной снежной пустыне, среди елей и звериных следов. Олени бежали бодро, свесив на бок языки и часто дыша: чу-чу-чу-чу… Дорога шла узкая, животные жались в кучу, и приходилось дивиться, как они не мешают друг другу бежать. Удивительные создания – без голода и без усталости. У меня было к этим животным примерно то же чувство, какое должно быть у летчика к своему мотору на высоте нескольких сот метров над океаном. Главный из трех оленей, вожак, захромал. Какая тревога!»

В результате вознице пришлось сменить вожака, что было сопряжено с некоторыми сложностями, ведь остяцкие кочевья были раскиданы на десятки верст друг от друга. Но все закончилось благополучно: опытный зырянин за несколько верст улавливал запах дыма, и вскоре кочевье было найдено. Всего на смену оленей у проводника ушло чуть больше суток, затем путешествие продолжалось, и снова путников окружали то лес, то покрытые снегом болотистые равнины, то голые пространства. Воду путникам приходилось кипятить прямо на снегу, и сама вода была из снега, хотя, как пишет Троцкий, возница предпочитал употреблять спирт, но теперь под его бдительным контролем.

Однообразие долгого пути может утомить кого угодно, но, как ни странно, в книге, посвященной воспоминанию об этом побеге, Троцкий не уставал восхищаться романтической красотой и некой загадочностью окружающей его тогда обстановки: «Нарты скользили ровно и бесшумно, как лодка по зеркальному пруду. В густых сумерках лес казался еще более гигантским. Дороги я совершенно не видел, передвижения нарт почти не ощущал. Заколдованные деревья быстро мчались на нас, кусты убегали в сторону, старые пни, покрытые снегом, рядом со стройными березками, проносились мимо нас. Все казалось полным тайны. Чу-чу-чу-чу… слышалось частое и ровное дыхание оленей в безмолвии лесной ночи».

В целом это восхитительное путешествие Троцкого продолжалось неделю. Когда же путники начали приближаться к Уралу, ситуация несколько изменилась: на дороге все чаще стали попадаться встречные обозы и появилось больше причин для волнения. Чтобы избежать неприятностей, Льву Давидовичу пришлось выдавать себя за инженера из полярной экспедиции барона Толя. Но недалеко от Урала им повстречался приказчик, работавший раньше в этой экспедиции. Естественно, что он прекрасно знал состав экспедиции и что-то заподозрил, поэтому стал выспрашивать у Троцкого некоторые подробности об экспедиции. Беглого ссыльного спасло только то, что приказчик оказался пьян.

Дальнейший путь по Уралу продолжался на лошадях. На этом отрезке пути Троцкий уже выдавал себя за чиновника, поскольку путешествие пришлось разделять с акцизным ревизором, как раз объезжавшим свой участок. В такой опасной компании беглый ссыльный добрался до железной дороги, где наконец-то смог освободиться от нежелательного спутника. Некоторое волнение вызвал и станционный жандарм, однако большое количество остяцких шуб, от которых Троцкий поспешил затем избавиться, не вызвало у него ни малейшего подозрения.