Дерзкие мечты - [62]

— Разве нужны оправдания? — Она пыталась понять, к чему он клонит, но ничего не приходило ей в голову.

— Нужны, если риску подвергается очень многое.

— С вашей стороны или с моей?

— С вашей, — в его голосе появились жесткие нотки. — Только с вашей, поскольку со своим рискованным положением я смирился много лет назад.

Она улыбнулась ему дрожащими губами.

— Могу я уменьшить степень риска?

— Должны. От этого зависит ваша безопасность.

Имел ли он в виду, что Гилберт обойдется с ней плохо, если узнает об их отношениях?

Почему-то ей казалось маловероятным, что столь банальная причина могла вызвать такое глубокое беспокойство. Но это сейчас не имело значения.

— Разве я могу думать о своей безопасности, находясь здесь? Беспокоиться о себе и в то же время быть достойной… ваших роз?

Она дотронулась рукой до цветов, прикрепленных к корсажу ее платья, ощутив прохладу их лепестков. Он понял ее и, будучи не в состоянии больше сдерживать себя, рванулся ей навстречу.

— Я недостоин вашей любви, но мое сердце принадлежит вам.

Она протянула к нему руку, и потревоженные лепестки роз посыпались вниз красным дождем, скользя по шелку ее юбки. Они ложились на ковер у ног Вайолетт и казались каплями крови в неярком свете свечей.

Она вскрикнула, словно от боли или необъяснимого страха. Лицо Аллина выражало твердость только что принятого решения и последующего его отвержения после напряженной борьбы. В следующий момент он заключил Вайолетт в объятия и, подняв ее на руки, нежно прошептал:

— Не бойся, любимая. Я усыплю розами путь, по которому ты будешь ступать, твою постель, твою комнату. Я наполню розами все твои дни.

— А мои ночи?

Неся ее к дивану, он ответил:

— Особенно ночи.

Аллин опустил Вайолетт на пестрые цветы мягких шелковых покрывал. Вынув одну за другой заколки из ее прически, он освободил ее волосы, и они упали ей на руки, рассыпавшись по складкам персидских шалей. Разглаживая длинные вьющиеся пряди, Аллин зачарованным взглядом любовался мерцающим сиянием ее волос в свете свечей. Взяв ее лицо в свои ладони, он наклонился к ней и легко коснулся губами ее губ.

Вся его нежность, все его восхищение выразились в этом ласковом прикосновении. Слегка отстранившись, он посмотрел ей в глаза долгим, обещающим взглядом и опустился рядом с ней на шелковые покрывала. Протянув руку, Вайолетт коснулась его губ и медленно провела по ним кончиками пальцев, ощущая их гладкость и упругость.

— Мне хотелось бы, — вздохнула она, — чтобы я была девственницей для тебя.

— А я неискушенным и неопытным? Нет, лучше быть такими, какие мы есть. Нам не нужно бояться боли или нежелательных последствий, мы можем быть близки и испытывать наслаждение от нашй близости.

И она любила его так, как не любила никогда прежде, открывая для него самые недоступные глубины своего существа. Он чувствовал это, держа ее в своих объятиях, прижимаясь щекой к шелку ее волос на висках. Они крепко обнимали друг друга, прижимая грудь к груди, бедро к бедру, прислушиваясь к громкому биению сердец, учащавшемуся от переполнявшего их восторга.

Аллин медленно разжал руки и, шепча слова любви, нежно коснулся своими теплыми губами ее лба, ее опущенных Век, плавных выступов скул, затем, найдя влажный уголок ее губ, изучил кончиком языка его чувствительный изгиб, прежде чем с наслаждением предаться изучению ее рта.

Она встретила его деликатное вторжение с осознанной смелостью. Она хотела ощущать его, знать его, направлять его своим телом и сознанием и, наконец, раствориться в нем. Ее страсть была столь сильной, столь живой, что она боялась испугать его, проявив слишком бурные чувства. Словно винный хмель, охватившее желание всколыхнуло ее тело, и, задрожав, она сжала руки на его плечах.

Грудь Аллина поднялась от глубокого вздоха. Он провел рукой по ее спине и начал высвобождать из петель крохотные пуговички лифа ее платья. Прикосновения его пальцев к ее прохладной коже вызвали в Вайолетт сладкое томительное чувство. Из желания подарить ему такие же восхитительные ощущения она опустила руку вниз, скользнув по отворотам его камзола и дальше до нижнего края выреза жилета, и начала расстегивать его пуговицы одну за другой.

Спустив с одного плеча рукав платья, он обнажил ее стройную шею и небольшое углубление в ее основании. Коснувшись губами этой ямочки, Аллин ощутил нежность ее тонкой кожи и пульсацию крови в жилке, нащупанной языком. Освободив ее от рукава платья, он осторожно положил руку на нежную округлость ее груди.

Губы Вайолетт разомкнулись в коротком вздохе. Воодушевленный этим слабым звуком, он осыпал горячими поцелуями ее грудь вдоль полоски кружев по верхнему краю лифчика. Затем увлажнил языком тонкую батистовую ткань на вершине одного из холмов ее грудей и взял губами затвердевший сосок.

Испытывая невыносимо острое наслаждение, охваченная неистовым желанием, Вайолетт погрузила пальцы в трепещущие волны его волос, с большим трудом сдерживая себя. Она не заметила, как он стянул рукав с другого ее плеча и развязал нижние юбки, освобождая ее тело от шуршащего вороха шелковых одежд. Когда он выпустил ее из объятий, чтобы снять свою одежду, она протестующе застонала. Глядя на него сквозь опущенные ресницы, она старалась запомнить каждый изгиб его красивого и сильного тела. Она хотела знать его всего.