Дерзкая и желанная - [34]

– Зачем вы вообще встали с вашей-то ногой, хотел бы я знать, – проворчал кучер, но потом раздраженно махнул рукой. – Ладно, неважно.

Джеймсу Терренс сказал:

– Давайте я устрою ее на телеге, а потом разгружу карету.

Слава богу, Терренс догадался захватить одеяла. Джеймс расстелил одно на куче соломы, а когда кучер положил туда Оливию, накрыл ее вторым.

– Спасибо за помощь, Терренс, – улыбнулась она так тепло и искренне, что у кучера покраснели щеки. – Но что мы будем делать с каретой? Не хотелось бы оставлять ее здесь на ночь.

Терренс выпятил грудь.

– Не волнуйтесь, миледи. Я останусь здесь, а на рассвете владелец конюшни обещал привести лошадей, чтобы отбуксировать карету в деревню и осмотреть ось. Думаю, завтра к вечеру мы уже будем на пути к вашей тетушке Юстас.

– Если собираешься ночевать в карете, – сказала Оливия, – возьми одеяло.

– Не могу, миледи.

– Я настаиваю, – проговорила она твердо и бросила ему одеяло.

Джеймс помог Терренсу перенести из кареты на телегу оставшиеся вещи за исключением корзинки с едой, которую Оливия уговорила кучера оставить себе.

Тот ее поблагодарил и сказал:

– Мисс Хилди уже приготовила вам комнату. – Потом, словно запоздало вспомнив, добавил: – И вам тоже, мистер Эверилл.

Джеймс уселся на телегу.

– Отлично. А я прослежу, чтобы леди Оливия доехала до деревни в целости и сохранности.

– Само собой, – отозвался кучер, и хотя уже почти стемнело, Джеймс не сомневался, что он при этом закатил глаза.

Да и как он мог винить Терренса за то, что тот сомневается в нем? Он с ужасом думал, что предпринял бы Хантфорд… если бы знал.

Бородатый возница стегнул мулов поводьями, и телега медленно покатила по раскисшей дороге. Оливия слегка поежилась, и Джеймс обернул ей плечи и ноги одеялом, на котором она сидела. Она выглядела задумчивой, печальной и подавленной.

– То, что я сказал, правда.

– Что именно?

– Что ты мне дорога.

– Иногда ты показываешь это весьма странным способом.

– Знаю, но обязательно исправлюсь.

И начнет он прямо сейчас.

Глава 12

Оливия никогда так не радовалась при виде придорожной гостиницы.

Ее платье – точнее, то, что от него осталось, – было насквозь мокрым, и она промерзла до костей. К грязной ткани и к волосам пристали соломины, туфлю она потеряла, а вторая так стискивала распухшую ногу, что ей, вероятно, придется разрезать ее, чтобы снять.

Но хуже всего, что сердце ее было разбито.

Быть может, Джеймс вовсе не тот мужчина, о котором она мечтала. Мужчина ее мечты не сделался бы холодным и отстраненным только из-за того, что она задала невинный вопрос о письме.

Единственное, чего ей хотелось, это вымыться, надеть чистую ночную рубашку, забраться в кровать, с головой укрыться одеялом и забыться глубоким сном до утра.

Джеймс принес ее в гостиницу на руках, как бы ни противилась ее гордость. Оливия слишком устала, чтобы спорить. Он поднялся со своей ношей по узкой лестнице и прошел по коридору до ее комнаты, даже не запыхавшись. Хилди открыла дверь и, едва только взглянув на Оливию, засуетилась.

– Ах ты боже мой! Положите ее на кровать. Нет, не на простыни. Впрочем, лучше посадите на стул.

Можно подумать, что это вовсе не ее хозяйка, а щенок, который прибежал со двора с грязными лапами.

Пока горничная рылась в дорожной сумке Оливии, Джеймс бережно усадил ее на твердый стул и провел костяшками пальцев по щеке.

– Я пришлю теплой воды для ванны и позову доктора.

– Ванна – это божественно, но с доктором давай подождем до утра. Быть может, к завтрашнему дню станет лучше.

Он посмотрел на нее с сомнением, но спорить не стал, только погрозил пальцем и сурово сказал:

– Не вздумай вставать.

– Вот те на. А я-то надеялась протанцевать весь вечер.

– Леди Оливия! – пожурила ее служанка, хотя вроде уже должна была привыкнуть к бойкому язычку своей хозяйки.

Джеймс улыбнулся.

– Я оставлю вас, но если вдруг что-нибудь понадобится – буду в своей комнате.

Хилди проводила его и, закрыв дверь, осторожно стащила с Оливии грязную одежду, после чего насухо вытерла ее кожу и волосы и помогла облачиться в мягкий теплый халат.

Оливия с облегчением вздохнула.

– Спасибо.

– Осталось только одно маленькое дельце, – сказала служанка.

Ах да. Туфля. Вряд ли к ней подойдет это определение, потому что ужасающе распухшая нога растянула туфлю до неузнаваемости.

– Попробуй разрезать ее ножницами, – предложила Оливия.

Хилди вынула из дорожного набора ножницы, опустилась перед Оливией на колени и начала осторожно резать. Задачка оказалась трудной как для горничной, так и для самой Оливии. Кожа была добротной, а тряска причиняла такую боль, что она сначала стискивала зубы, а потом, вся мокрая от пота, что есть силы вцепилась в сиденье.

– Еще немного потерпите – почти закончила, – попыталась успокоить ее Хилди и вскоре раскрыла разрезанную кожу туфли наподобие половинок раковины.

Едва нога освободилась, Оливия пошевелила пальцами, насколько позволяла опухоль, и почувствовала, как к ним прилила кровь. Поначалу она едва не взвыла от боли, но через минуту стало легче – меньше дергало, – и она расслабилась.

– Я слышу шаги в коридоре, – заметила Хилди. – Должно быть, это несут ванну. – Она высунула голову за дверь и махнула двум служанкам, которые принесли лохань и стопку белья.