Дерзкая и желанная - [28]

Какая разница, что на ее счету нет великих деяний и свершений? Ему хотелось объяснить ей, что быть просто хорошим человеком более чем достаточно; что преданность и верность семье превосходит целый список добрых дел и значительных свершений.

Оливия запрокинула голову на бархатную спинку сиденья, словно все силы покинули ее.

– Все теперь намного яснее.

– Правда? А почему?

У него перехватило дыхание. Вероятно, она скажет, что больше не питает романтических чувств, что просто не представляет, как ее угораздило так долго вздыхать по нему. Конечно, так было бы лучше, и все же… пусть он эгоист, но ему претила эта мысль. Обожание Оливии было для него некой константой, постоянной величиной. Зная, что живет у нее в сердце, он держал голову чуть выше, дышал чуть глубже. Она временами бывала несносной, но даже тогда заставляла его чувствовать себя королем. Она дарила ему свою непоколебимую привязанность.

А он принимал все это как должное.

Оливия устремила взгляд на потолок кареты, словно это было ясное звездное небо.

– Эта поездка, какой бы непродуманной ни была, на многое открыла мне глаза. Все эти годы, пока я была увлечена тобой, моей единственной целью было привлечь твое внимание – это было моим наивысшим стремлением. А теперь, признавшись в своих чувствах, я осознала, какой пустой была эта цель. Не потому, что ты того не стоишь, нет, – поспешила она добавить, – но я поняла, что нельзя сосредоточивать все свои мечты на чем-то или на ком-то. Мне самой нужно совершить что-то стоящее. Как могу я ожидать уважения от такого разностороннего человека, как ты, если у меня нет никаких интересов?

Прежде чем Джеймс успел сказать ей, сколь нелепа эта мысль, Оливия продолжила:

– К счастью, у меня есть идея… своего рода проект.

– Уверен, это что-то уникальное. Но, Оливия, я и без того уважаю тебя. Больше, чем ты думаешь.

Она продолжала, словно и не слышала его:

– Ничего грандиозного, заметь, но эта поездка напомнила мне, как я люблю ездить за город, как люблю природу. И я начала думать о девочках в приюте Дафны. На прошлой неделе, когда ездила туда вместе с ней, я поговорила с некоторыми из обитательниц сиротского дома. Ты знаешь, что большинство из них родились в Лондоне и никогда не бывали дальше грязных улиц Сент-Джайлза? Они никогда не видели коров на прекрасных зеленых пастбищах и не плавали по прозрачным голубым озерам.

– Не уверен, что это трагедия, – заметил Джеймс.

У Оливии вытянулось лицо, и он пожалел, что не может взять назад свои неосторожные слова.

– Может, и нет. Однако я все равно думаю, что им не помешало бы хоть немножко увидеть мир за пределами стен приюта.

– Да, с этим я согласен, – проговорил он быстро. – Далеко не все можно узнать из книг.

Она тут же повеселела.

– Именно! Я могла бы устраивать дневные поездки с небольшими группами девочек – например, за город на пикники или в церкви ближайших деревень, – а со старшими девочками, может, и куда-нибудь подальше. Как чудесно мы проводили бы время!

Оливия счастливо вздохнула.

– Уверен, что девочки были бы очень рады вырваться из стен классных комнат, – согласился Джеймс. – И деревенский воздух пойдет им на пользу.

– Да, несомненно. В приют недавно привезли восьмилетнюю девочку по имени Молли, парализованную. Бедняжка сирота и последние два года провела в богадельне для умалишенных, пока какая-то добрая сестра не сообразила, что ей там не место, и не отправила в детский приют. Она так обрадовалась, что будет жить среди нормальных девочек, учиться читать, писать и считать. Только она такая бледная, что ей явно нужны солнечные лучи и свежий воздух.

Пока Оливия описывала больную девочку, Джеймс вспомнил о брате и чуть было не проговорился, но вовремя прикусил язык.

Джеймс ни с кем не говорил о Ральфе. Никогда. Даже с самыми близкими друзьями.

Не ведая о его размышлениях, Оливия продолжала:

– Мне, разумеется, понадобится разрешение Оуэна, но, думаю, я смогу убедить его позволить использовать экипаж и пару лакеев.

Джеймс собрался было заметить, что она не потрудилась заручиться разрешением Хантфорда, прежде чем отправляться в Озерный край, но передумал. Ему не хотелось говорить ей ничего, что могло бы омрачить ее красивое лицо.

– На мой взгляд, идея просто замечательная. Любые сомнения, которые могут возникнуть у Хантфорда, ты наверняка сумеешь развеять.

Оливия широко улыбнулась.

– Я умею быть настойчивой, но порой жалею, что приходится к этому прибегать. Похоже, я вечно буду зависеть от Оуэна.

– По крайней мере, он справедлив и никогда ни в чем не сможет отказать ни тебе, ни Роуз, – добавил Джеймс.

– Он чудесный брат, однако я уже взрослая и не понимаю, почему должна спрашивать его разрешения на каждый выход из дому.

Джеймс приложил ладонь к нагрудному карману, дабы убедиться, что письмо отца Оливии на месте. Вдруг ему показалось, что оно весит столько же, сколько валуны Стоунхенджа. Почему Хантфорд вовлек его в это явно сугубо семейное дело? Чем больше времени он проводил с Оливией, тем больше убеждался, что самым правильным было бы отдать ей письмо.

Загвоздка в том, что не ему это решать.

Одно Джеймс знал наверняка: в следующий раз, когда увидит Хантфорда, сразу отдаст ему письмо и потребует вручить Оливии.